Андрей летел туда с Игорем Зотиковым. Как уже опытный радист международных рейсов «Аэрофлота» с беглым английским, он снова сидел в кабине пилотов в наушниках и с микрофоном.

Рассказ Андрея о том, как проходил тот полет, воспроизводит по памяти Николай Сергеевич Касимов (академик РАН, первый вице-президент Русского географического общества, президент Географического факультета МГУ, лауреат Ломоносовской премии МГУ), бывший в 2000 году деканом Географического факультета: «Прилетаем в Ташкент — там все нормально, наземные службы ведут, летчики садятся. Дальше Дели — хуже уже сильно, потому что они говорят на сленге, это такой индийский инглиш! И уже были проблемы с пониманием. Дальше еще хуже: подлетаем к Джакарте — у них война с Малайзией за Северный Калимантан и посадки не дают, и тогда я, скажем так, на мужском языке первому борту говорю, в общем, какие-то слова нехорошие. И тут в открытый эфир вдруг вторгаются незнакомые русские голоса — оказалось, наши военные летчики: „Да ребят, не беспокойтесь, садитесь, мы здесь сидим“. Наши военные в 1963 году, в Индонезии, в Джакарте! Благополучно сели. Следующим был Дарвин, в Австралии. Тут мы как-то вообще с первым бортом разминулись, прилетаем — никто не встречает, заходим, в какую-то дверь сунулись… короче, мы чуть ли не на военной американской базе оказались. Когда сказали, что русские, был жуткий переполох, прямо „Русские идут!“ кричали и выбрасывались из окна… первого этажа (намек на известную тогда историю про министра обороны США Дж. Форрестола, который, сойдя с ума, выпрыгнул в окно с этим криком. — Прим. авт.). Оказалось, американские газеты напечатали, что президента Кеннеди убил, а мы летели в то самое время, агент КГБ Ли Харви Освальд. Дальше полетели на Мак-Мердо, на американскую станцию, и когда подошли к „точке невозврата“, от них нет сигнала. Опять нет сигнала! Так уже было. Ну, я их там поливал, как следует, в эфире! Короче, когда прилетели туда, я чуть не начал им морду бить, потому что: „А что ж нет сигнала? Вы что же, ребята? Это же не игрушки, в конце концов! Это Антарктида!“».

В дневнике Андрея Капицы говорится: «К 15 декабря вся научная группа была в сборе на станции Восток. 24 декабря подошел поезд из Мирного, который доставил горючее и запасные части для похода». План на сей раз таков, Андрей записывает в дневнике: «Попеременно то первый, то второй тягач № 23 и 25 выдвигаются [вперед] на 7–10 км, и тогда между ними… радиодальномер определяет расстояние, а теодолит — угол превышения. Так ведется нивелировка поверхности ледника… так определили… высоту станции Восток… Тягач № 22 движется самостоятельно для сейсмических, гляциологических и магнитных измерений на длительные, до двух суток, стоянки через каждые 100 км. Таким образом, скорость… обеих групп примерно одинакова… Так мы будем идти до Полюса недоступности… 1000 км… где нивелировка будет закончена. Дальше пойдем единой группой»[209].

После ПОН все вместе собираются пройти по самым глубинным, еще неисследованным местам Восточной Антарктиды. В определенный момент все должны совершить маневр в так называемой «Точке поворота» и уйти вбок на станцию Молодежная.

«Со временем нам стали сокращать, как всегда, деньги на науку и Антарктиду, — через много лет рассказывал Андрей Петрович, — и у американцев тоже. Поэтому, встретившись со своим коллегой-приятелем на одном конгрессе, был такой американец Чарльз Дэн, я ему и говорю: „А ты можешь сделать так, чтобы у вас где-нибудь в вашем Reuters прошло сообщение, что вот вы готовите новую экспедицию на Полюс недоступности, что вам дали деньги и так далее?“ — „Пожалуй, могу“, и через месяц присылает мне вырезку. Я конечно с этой вырезкой сразу в Центральный Комитет партии — „Вот, американцы идут — а нам-то раньше надо!“ У-у-у, что тут началось! Деньги дали, в газетах написали, я Дэну вырезку послал, он с ней побежал в свой комитет, и так мы решили проблему денег. На Полюс недоступности мы пришли все-таки первыми, так как еще с лета готовили экспедицию».

С Востока на нивелирование 3 января уходят две «Харьковчанки». А Капица с Зотиковым готовятся провести очередное сейсмозондирование на Востоке. Зотикову крайне интересно участие, но…

Андрей записывает в дневнике:

«В последние дни [на станции Восток] у Игоря Зотикова случился острый приступ аппендицита — возникла необходимость его отправки в Мирный на операцию…

4 января. Самолет, вылетевший из Мирного, нас не нашел — заблудился».

Игорь Зотиков тут, на Востоке, но не может принимать участие ни в каких работах. Капице ассистирует Сорохтин. И в этот день они опять получают сейсмограмму со странной картиной: через 1, 99 с приходит четкая отсечка отраженной волны с глубины 3730 м, вслед за которой на 2,75 с приходит такая же четкая, соответствующая 4290 м. Зотиков ничего обсуждать тоже не в силах, а 5 января его увозит самолет. Словно заколдованный, этот Восток!

«7 января (Ветер 3–8 м/сек, температура воздуха — 24° —31°)… На 112 км… бурим скважину глубиной 50 метров. С трудом получаем отражения от коренного ложа.

9 января (4–10 м/сек, T –24° —31°). Начали сейсмозондирование… при маневре на тягаче № 22 сломалась коробка передач… блок весом около 800 кг, его надо снять, вынуть наверх через крышу и поставить новый… Работаем дружно и за двадцать часов меняем коробку и главный фрикцион».

Вот тогда-то и складывались о гиганте Андрее Капице антарктические байки, которые потом рассказывал профессор Е. И. Игнатов!

11 января… (Ясно, 4 м/сек, Т — 27° —32°)… С каждым километром мы поднимаемся все выше, выше — ведь мы идем к центру ледникового купола Антарктиды. Впереди — неизвестность. Здесь даже самолеты еще не летали…

12 января. (Ясно, 1–2 м/сек, Т –27° —32°). Высота сказывается на аппетите. Едят все неохотно, хотя еда вкусная и разнообразная. С удовольствием набрасываются на что-нибудь острое — маринованные огурцы, томаты, перцы. Очень много пьют соков, особенно апельсиновый…

14 января (Ясно, 2–7 м/сек, Т –30° —38°). Все время идет тяжелый подъем… Во время движения работать, писать невозможно, машину все время бросает, трясет и качает, даже читать, и то трудно. [Но] когда ведешь тягач, то, кажется, что плывешь на катере по бурному морю… подъем на глаз … не ощущаешь. Только горизонт бывает то близким — это когда видишь на линии горизонта зазубринки застругов, — то далеким, когда линия горизонта выглядит, как четкая ровная граница. Близкий горизонт — это подъем, а далекий — это плато. Расход горючего на 30 процентов выше средней нормы… Все время тяжелый рыхлый снег.

В 1958 году, когда Сорохтин шел с Комсомольской на ПОН, а это в 200 км к северо-западу… они вышли на твердый наст, где тягачи не проваливались и шли на второй-третьей скорости… Лебедев (зам. начальника похода. — Прим. авт.) шутя говорит Сорохтину: «Если через 100 км не будет твердого снега, дальше пойдешь пешком».

Вечером начали бурение на последнем бензине… У меня начинает побаливать спина: профессиональное заболевание