— Я всегда это учитываю, доктор Кроу, — сказал он, разозлившись на брошенный в его адрес намек.

Кроу поставил локти на стол и сплел свои длинные, мраморной белизны пальцы.

— Мистер Силс попросил своего приятеля Уилсона раздобыть специфическую партию «Матернокса». Через несколько часов после получения заказа мистер Силс мертв. Будь вы другом мистера Силса, разве у вас не зародились бы самые серьезные подозрения?

— В определенных обстоятельствах могли бы и появиться, — признался Ганн. — Но не здесь. Во-первых, смерть Силса стала результатом несчастного случая — и все сотрудники знают или будут знать об этом. Во-вторых, если Силс пустил в ход эмоциональный шантаж, то не думаю, что Уилсон будет склонен искать тут какую-то связь — тем более это будет означать, что он нарушил правила компании об обращении с образцами. С этого утра я держу Уилсона под наблюдением, и, если почувствую, что надо как-то нейтрализовать его, я это сделаю, но не думаю, что возникнет такая необходимость.

— Какое-то время вы будете круглосуточно следить за ним?

— Конечно. — Ганн посмотрел на часы. Кроу постоянно работал допоздна, заставляя засиживаться и своих сотрудников. С течением времени Ганн уже знал, что для Кроу не было ничего необычного уходить после полуночи, а порой даже ближе к рассвету, но тем не менее в 7:30 утра он уже сидел за своим рабочим столом. Интересно, думал Ганн, сколько ему нужно сна.

А сейчас вечернее время близилось к четверти восьмого. Вот дерьмо. В понедельник, когда он должен был присоединиться к Никки в театре «Олд-Вик», где шел «Отелло», он был вынужден прослушать запись разговора между Джейком Силсом и Монтаной Баннерман в пабе и из-за этого пришел лишь к середине третьего акта. Сегодня она захотела посмотреть фильм «Генри V» с Лоуренсом Оливье, который показывали в Национальном доме кино, и он поклялся жизнью, что будет точен, а потом отведет ее в ресторанчик «Пунс» в «Ковент-Гардене», где она любила наблюдать за кухней через стеклянную стенку. Культура. Господи, он никогда в жизни не видел так много Шекспиров, провалиться бы ему. Хотя это нельзя считать сплошной потерей времени; у старого стихоплета был дьявольски изобретательный ум, и у него всегда можно почерпнуть что-то полезное по части манипулирования людьми.

— Другая проблема — эта Баннерман, — сказал Кроу. — Она меня беспокоит. Чего ради она в такое время явилась в здание?

— Не стоит и сомневаться, для встречи с Силсом.

— Так у кого была связь с погибшими циклопами — у нее или у Силса?

— Пока еще я не могу ответить на данный вопрос, сэр.

— Она верит, что смерть Силса была результатом несчастного случая?

— У нее нет никаких причин не верить, — улыбнулся Ганн. — Я хочу сказать, это в самом деле был несчастный случай.

Кроу чуть приподнял брови.

— Как она себя чувствует?

— Поправляется.

— В больнице вы держите ее под наблюдением?

— Мы поставили ей прослушку, но та вышла из строя.

— Что вы имеете в виду — вышла из строя?

— Она не подает сигналов — то ли отключилась, то ли ее изъяли или поломали. Мы занимаемся этим. Но у нее отдельная палата, и нам приходится вести себя очень осторожно.

— Вы фиксируете ее посетителей?

— Всех и каждого.

— Появлялся ли кто-то из тех, которые нас интересуют?

— Был замечен Коннор Моллой.

— Кто?

— Из группы патентов и соглашений. Молодой и энергичный американский юрист-патентовед. Был нанят в Вашингтоне для работы над патентами Баннермана.

Кроу осторожно почесал щеку.

— Вы хотите сказать, он поддерживал с мисс Баннерман рабочий контакт?

— Да.

— То есть для него естественно зайти и поинтересоваться, как она себя чувствует?

Ганн помедлил.

— Да.

Зазвонил телефон.

— Это спешно? — коротко бросил Кроу. Затем прислушался. — Вы узнали, как ее зовут? Хорошо. — Он взял тонкое золотое перо и что-то написал на листке блокнота, после чего положил трубку и снова посмотрел на Ганна. — Пресса, — сказал он.

Ганн кивнул:

— После истории с Силсом пресса осаждала нас почти весь день — но я держал ситуацию под контролем, мы сообщили им лишь то, что считали нужным.

— На этот раз речь не о Силсе, — серьезно сказал Кроу. — А о «Матерноксе».

Ганн с трудом удержался от того, чтобы громко выругаться; Кроу категорически не принимал непристойных выражений.

— Они хотят знать, знаю ли я о связи между тремя недавними смертями от синдрома циклопа. — Холодные глаза Кроу вспыхнули, как раскаленные угли.

Ганн начал лихорадочно соображать.

— Из какой газеты?

— Какой-то листок, о котором я никогда не слышал, — презрительно сказал Кроу. — «Темз-Уолли газетт». Знаете ее?

Ганн оцепенел и, отвечая, тщательно подбирал слова.

— Да, это мелкая дешевка… вечерняя газета, тираж сорок тысяч, распространяется в районе Рединг-Слоуш. Листок, и не более — в основном мелкие объявления и немного новостей.

Кроу опустил глаза на листок из блокнота.

— Репортера зовут Зандра Уоллертон.

Ганн кивнул.

— Она задавала вопросы о «Матерноксе» пару недель назад.

— Именно она? Почему мне никто не сказал?

— Мы проверили ее. Похоже, у нее не было никакой информации, из-за которой стоило бы беспокоиться.

Глаза Кроу пылали и жгли.

— Кто сделал такой вывод?

Ганн сглотнул.

— Я, сэр… я не думал, что из-за этого стоит вас беспокоить.

Пальцы переплетенных кистей Кроу побелели, когда он с силой сжал их.

— Я не уверен, что вы правильно понимаете ситуацию, майор Ганн. Надеюсь, что ваша личная жизнь не отвлекает вас от исполнения обязанностей?

— Нет, сэр, — невозмутимо сказал он, прикидывая, как ему, черт возьми, придется успокаивать Никки. Он нередко думал о личной жизни самого Кроу. Исполнительный директор был женат, но детей у него не было. Ганн несколько раз встречал Урсулу Кроу — женщину с мощным интеллектом, без чувства юмора и такую же холодную в общении, как ее муж; они очень подходили друг другу. — Я немедленно займусь этой Зандрой Уоллертон.

Кроу откинулся на спинку кресла.

— Я предлагаю вам выяснить, кому принадлежит эта газета. Возможно, мы ее и финансируем, давая рекламу. — Он снова посмотрел на начальника службы безопасности и вскинул брови.

— Конечно, доктор Кроу, — улыбнулся Ганн. — Я понял вашу мысль.

Слова Монти привели Коннора в восторг, но, глядя на молодую женщину, он постарался скрыть это чувство. Его восхищение Монти было безгранично, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать охватившее его возбуждение. Беспокоясь, чтобы их кто-нибудь не услышал, он понизил голос: