пультах. Кто-то выполнял менее квалифицированную работу – протирал оборудование. Все были поглощены своими занятиями.

Селдон из осторожности не спрашивал, чем заняты работники фермы: мало ли, вдруг Капелька не сумеет ответить или вдруг, что гораздо хуже, взорвется и заявит, что это не его ума дело.

Вскоре они миновали бесшумно открывшуюся дверь, и вот тут наконец Селдон ощутил некое подобие знакомого запаха. Он бросил взгляд на Капельку, но та и бровью не повела. Запах был почти неуловимым, и Селдон скоро привык к нему.

Характер освещения резко изменился, свет стал тусклым, ярко освещено было только оборудование. Время от времени мелькали фигуры Братьев и Сестер. Головы их были украшены фосфоресцирующими повязками; на некотором расстоянии виднелись крохотные, хаотично мечущиеся искорки света.

Селдон украдкой глянул на Капельку в профиль. Раньше, когда он смотрел на ее лицо, он не мог угадать, что за характер кроется за бледностью, пустыми глазами. Казалось, в этом лице не осталось никакой индивидуальности. А вот в профиль кое-что открывалось. Черты лица у Капельки были правильные – прямой нос, маленький подбородок, пухлые губы. В сумраке даже лысина казалась не столь уж отталкивающей.

«Да ведь она могла бы быть просто красавицей, отрасти она волосы и сделай прическу! – удивленно подумал Селдон. – Но волосы у нее никогда не отрастут, – была следующая его мысль. – Она так и будет всю жизнь ходить лысая!»

Но почему? За что? Протуберанец сказал, что микогенец всю жизнь должен помнить, что он – микогенец. Почему же именно таким жестоким образом они отличали себя от других?

Селдон привык рассматривать противоположные точки зрения, а потому решил: привычка – вторая натура. Стоит привыкнуть к тому, что все вокруг лысые, такие же, как ты сам, и пышная растительность на голове будет вызывать отвращение. В конце концов, он ведь и сам брился каждое утро и терпеть не мог, когда у него отрастала щетина, однако даже со щетиной его лицо не казалось ему таким уж отвратительным. Он мог в любое время, если бы захотел, отрастить бороду.

Он знал: на некоторых планетах все мужчины поголовно носят бороды. Кое-где их даже не подстригают, не подравнивают. Что бы сказали про него обитатели таких планет, взгляни они на его гладко выбритые щеки и подбородок?

А они все шли и шли вперед, и время от времени Капелька Сорок Третья легонько касалась его локтя, когда нужно было повернуть в ту или иную сторону. Судя по всему, она уже немного осмелела, по крайней мере руку не отдергивала, как от огня, а порой держала его за локоть целую минуту.

Наконец она сказала:

– Сюда! Иди сюда!

– Что такое? – спросил Селдон.

Они остановились перед небольшой тележкой, доверху наполненной маленькими шариками – сантиметра два в диаметре. Рядом с тележкой, по-видимому, только что водруженной на подобающее место, стоял Брат и вопросительно смотрел на них.

Капелька Сорок Третья вполголоса подсказала Селдону:

– Попроси немного.

«Ага, – понял Селдон. – Она не имеет права заговорить с Братом, пока он сам к ней не обратится», – и неуверенно обратился к Брату:

– Можно попробовать, Б-брат?

– Бери хоть пригоршню, Брат, – добродушно предложил работник.

Селдон осторожно взял один шарик и хотел было угостить Капельку Сорок Третью, но, обернувшись, с удивлением заметил, что предложение угощаться она приняла на свой счет и зачерпнула с подноса две пригоршни шариков.

Шарик оказался гладким, приятным на ощупь. Когда они отошли подальше от Брата, Селдон шепотом поинтересовался:

– Это можно есть? – и недоверчиво принюхался к шарику.

– Они не пахнут.

– А что это такое?

– Лакомство. Драже. Для экспорта к ним делаются различные добавки, но в Микогене мы едим их просто так, без всяких добавок.

Отправив одно драже в рот, она призналась:

– Я их ужасно люблю.

Селдон последовал ее примеру. Драже быстро растаяло во рту, он и охнуть не успел. Рот наполнился капелькой жидкости, которая мгновенно стекла по пищеводу.

Какой-то миг Селдон не мог пошевелиться – настолько он был поражен. Драже оказалось чуть сладковатым. После него во рту остался непонятный пряный привкус.

– Можно я еще попробую? – спросил он.

– Бери сразу полдюжины, – посоветовала Капелька Сорок Третья и протянула Селдону пригоршню драже. – Вкус всегда разный, а калорий совсем нет. Попробуй.

Она была права. Селдон пробовал так и сяк: брал драже в рот и давал рассосаться, лизал потихоньку, пытался откусить кусочек. Но как бы легко он ни прикасался к драже, стоило чуть-чуть лизнуть, и оно моментально исчезало. И действительно, у каждого шарика вкус был чуть-чуть да иной.

– Вот беда, – вздохнула Капелька Сорок Третья, – каждый раз попадается что-нибудь необычное, вкус невозможно забыть, но больше такое может никогда не попасться. Помню, было мне лет девять, и мне попалось такое…

Мечтательное выражение тут же покинуло ее лицо. Она сказала строгим голосом:

– Прекрасная вещь – это драже. Учит тому, как все зыбко в этом мире.

«А ведь это сигнал, – подумал Селдон. – Хватит, нагулялись. Она уже вполне свыклась с моим присутствием, свободно разговаривает. Пора переходить к делу, и немедленно!»

43

Селдон сказал:

– Сестра, я родом из мира, который раскинулся под открытым небом, как и другие миры, кроме Трентора. Там иногда идет дождь, а иногда сухо, реки порой текут спокойно и лениво, а иногда выходят из берегов, там то жарко, то холодно. А это значит, что урожаи там бывают то плохие, то хорошие. А здесь все так стабильно, продуманно. И урожаю ничего другого не остается, как только быть всегда хорошим. Как счастлив Микоген!

Селдон замолчал и стал ждать ответа. Ответов могло быть несколько, и дальнейшие действия зависели от того, как именно ответит Капелька.

Она и впрямь достаточно осмелела и теперь почти не стеснялась того, что рядом мужчина. Вот что она ответила:

– Стабильности добиться не так уж легко. Состояние среды контролировать приходится постоянно. Порой нападает какая-нибудь вирусная инфекция, а бывают еще неожиданные и нежелательные мутации. Иногда приходится браковать огромные партии продуктов.

– Правда? И что же потом?

– Другого выхода, как только уничтожать забракованные партии, нет. Даже тогда, когда есть хоть малейшее подозрение, что партия недоброкачественная. Тележки, ванны – все подвергается самой тщательной стерилизации, а порой и все оборудование уничтожают.

– Стало быть, на манер хирургии, – кивнул Селдон. – Отсекаете пораженную болезнью ткань.

– Да.

– А что же вы предпринимаете, чтобы предотвратить подобные неполадки?

– Что можно поделать? Проводим непрерывные анализы на мутацию и вирусы, следим за чистотой и составом питательных сред. Изменения мы наблюдаем крайне редко, однако стоит нам заметить что-нибудь, мы предпринимаем немедленные и радикальные шаги. В итоге неурожайных лет у