— За что?

— За то, что я не сказала… Про Глеба.

— Нет, Лесь, наверно, я слишком на тебя насела. Поэтому ты и закрывалась. К тому же я тоже не сразу рассказала тебе про Витю тогда. Всему свое время, наверно. Жаль, что вам не пришлось самим решать, когда оно должно наступить.

Я вздохнула.

— Да. Жаль. Я все еще не уверена, что это правильно.

— Что именно, детка?

Мама поставила чашки на поднос, погладила меня по щеке.

— Я и Глеб. Он старше меня и… Вообще.

— Ты влюблена в него?

— Абсолютно точно — да, но…

Мама покачала головой.

— Тогда никаких «но», Лесёнок. Слушай свое сердце, и плевать на все.

— А если он наиграется и бросит меня? — выдала я самый сильный свой страх.

— Значит, мы это переживем. Все можно пережить, Лесь. Я думала, что жизнь кончилась, когда умер твой папа.

Я покивала, кусая губы… Мама тоже всхлипнула. Мы не договорили. Не нужны были слова, чтобы это объяснить или понять. Только объятия.

Вытерев слезы, мы вместе заварили чай, разложили на подносе сладости. Мама в очередной раз пожалела, что отпускает помощников на ночь.

Я взяла чайник и салфетки, а мама все остальное. Мы посидели еще часик, а потом Глеб поднялся и потянул меня за руку.

— Нам пора, пожалуй.

Это был сюрприз для всех.

— Не останешься у нас? — спросила меня мама.

Я переглянулась с Москвиными. Стало совершенно понятно, что никуда он меня сегодня от себя не отпустит. Может быть, не только сегодня.

— Нет, мам.

— Нет, Свет, — повторил Глеб, улыбаясь довольным демоном.

Виктор не нашел, что сказать, кажется, только что-то бормотал о молодых и горячих.

Глеб помог мне одеться. Мы попрощались и пошли к его дому.

Я крутила головой, пока он включал свет и снова помогал мне избавиться от куртки. Мне нравился его дом. Никакого шика и гламура, все функционально и достаточно просто. Скорее всего, эта простота стоила как десять моих квартир, но я любила эту черту в Глебе — не впячивать свой статус. Ему не нужны были все эти символы богатства и силы. Он сам по себе был шикарным. Это не обязательно было подчеркивать.

Глеб прошел к бару, налил немного виски себе, я покивала, когда он вопросительно взглянул на меня. Москвин опрокинул в себя порцию сразу, а я только язык помочила.

— Думаешь, это Лика и Ник устроили нам травлю? — спросила я, возвращаясь к словам Виктора.

— Уверен, — ответил Глеб. — На самом деле никакой травли нет. Разве что в их фантазиях. Хотя мне действительно жаль, что…

— Ладно… Хватит.

Я запретила ему говорить, встала на цыпочки и поцеловала.

— Ты останешься со мной сегодня? — спросил Глеб. — Я не против твоей квартиры, но…

— Ах, ты не против, — засмеялась я, обнимая его за шею. — Конечно, ты не против. Просто взял и увел в свой дом. Как обычно. Глеб Москвин в своем репертуаре. Есть его мнение и ничего не значащее.

— Даже не буду отрицать. Я вообще хочу, чтобы ты жила здесь. Со мной.

Он положил ладони на мою попку и сжал, прижимая к своему паху. Я тут же почувствовала аргумент, которым он сейчас собирался апеллировать. Можно было сдаваться без боя.

Да и не хотела я больше воевать. В плену у демона так сладко.

— Пожалуйста, малыш, останься со мной, — попросил Глеб неожиданно нежно. — Хотя бы сегодня. Ты нужна мне.

— Да. Я останусь, — прошептала я в его губы, подчиняясь нежной потребности моего любимого мужчины.

— Пожалуйста, поехали на Новый год в Штаты. Со мной. Не хочу оставлять тебя здесь одну, а мне нужно ехать.

Я не хотела сейчас говорить об этом, но все же поддержала беседу.

— Зачем тебе ехать?

— Дела.

— Какие?

— Важные. Хочу выставку Бартона в Санта-Монике. Салманов обещал помочь.

— Оу, серьезно?

Я даже отпрянула от таких новостей.

— Да. Но серьёзнее и важнее сейчас совсем другое.

Губы Глеба скользнули по моей шее, и я согласилась обсудить все его важные дела после.

— Люблю тебя, девочка. Так тебя люблю, — прошептал Москвин.

Я взвизгнула, потому что он поднял меня на руки и понес в спальню. Там меня ждал сюрприз. Глеб включил свет и поставил меня на ноги. Я онемела.

Повсюду были мои фото. Штук десять, наверно. Те самые из Италии. В долине и в кинотеатре. В спальне Глеба и несколько у бассейна, на балконе. Я даже не помнила, не видела, когда он снимал.

— Боже мой, — простонала я, абсолютно потрясенная.

— Нравится? — ухмыльнулся Москвин.

— Ты совершенно безумный, озабоченный демон. И… я люблю тебя, кажется, именно поэтому.

— Это ведь хорошо, мой порочный ангел. Очень хорошо.

— Только мне не очень нравится, как ты расположил рамки. И сама оправа… — Я запнулась, увидев, как Глеб приподнял бровь и скептически посмотрел на меня. — Прости, это не мое дело, наверно.

— Твое, малыш. Все это — твое.

Мне показалось, что Глеб имел в виду не только спальню, дом и деньги, но и себя самого. Я хотела в это верить, а он разрешал. В этот момент мне стало действительно все равно на нашу разницу в возрасте и социальном положении. Мне стало все равно на все. Только он имел значение и ночь, которая будет безумной и волшебной. В лучших традициях моего демона.

— Не против, если мы обсудим багеты и композицию утром? — спросил Глеб усмехнувшись.

— Нет. Я буду даже настаивать на этом.

— О, слава богу.

Глеб закрыл мне рот поцелуем и повалил на кровать. Очень скоро меня перестали волновать фотографии, интриги и весь мир.

— Малыш, помоги, — попросил Глеб, протягивая мне руку.

Я застегнула запонку на манжете рубашки и коснулась губами его ладони.

— Все будет хорошо, — улыбнулась я ему, читая на лице моего демона неуверенность.

Это было так редко, но я ценила подобные моменты с особой извращенной радостью. Глеб был незыблемой скалой, сильным уверенным, упрямым и успешным. Всегда. Кроме вот таких моментов, когда он не мог повлиять на ситуацию, и оставалось только надеяться и ждать одобрения толпы.

Я уже открывала выставку Бартона в Москве, Риме и Париже. Тайна личности мастера, конечно, сделала отличную интригу. Мы заманили столько людей, продали много работ. Я особенно гордилась, что на некоторых фото позировала сама. Конечно, ракурс, игра света и немного ретуши делали меня неузнаваемой, но я и не жаждала славы. Мне просто нравилось иногда быть музой Глеба. Вернее, мистера Бартона.