Потом мы прошли через город Секешфехервар и маршем пошли дальше вдоль берега Дуная на Вену. Причем был очень мощный марш-бросок. До этого мы шли пешком, потом нас посадили на что только возможно. Я ехал либо по-прежнему на лафете, либо на грузовике. Километров по 50–60 был марш. Потом остановка в каком-то городе, и дальше. Видимо, задача была в том, чтобы клещами Вену охватить. Здесь были отдельные бои, скорее с венгерскими частями, которые оставались в каких-то городках, а так мы не встречали особого сопротивления. По обе стороны шоссейной дороги, по которой мы шли, стояли вплотную одна к другой разбитые немецкие автомобили, танки, бронетранспортеры. Эту мощную технику расколотили наши авиация и артиллерия. Я был уверен, что среди автомобилей были исправные. Говорю, давайте я вытащу машину, я могу водить. Но вытащить ее было практически невозможно. Я пытался, но ничего у меня не вышло.

Вскоре навстречу нам пошли потоком наши пленные, освобожденные из концлагерей. Еще в полосатой форме. И те узники, которые работали на будапештских заводах на немцев. Они возвращались обратно домой. Это был тоже целый поток людей, которые шли пешком. Рядом по шоссе шла наша техника. Такого количества техники я никогда еще не видел. Это были «катюши», мощнейшая, крупная артиллерия. Она шла весь день и всю ночь. Когда мы останавливались на ночлег, мимо нас грохотала и шла эта техника.

В конце апреля – начале мая мы вышли ближе к Вене, через Дунай мы не переходили. Там был дальше мост. И около этого моста начались отдельные боевые действия.

Помню, что меня послали с каким-то донесением в штаб дивизии, располагавшийся в городке Веспрем. Я отправился туда, у меня был маршрут по карте, знал, куда мне идти. Шел по какому-то полю, скоро должен был появиться Веспрем. Иду себе спокойно. И тут вдруг слышу – жужжит самолет. Немецких самолетов было в то время мало, но этот небольшой самолетик, типа нашего У-2, с немецкими крестами на крыльях неожиданно нависает надо мной, и из него что-то летит, он бросает маленькие бомбочки, которые рвутся рядом со мной. Он летел так низко, что я даже летчика вижу. Я там один, никого больше нет. Летит надо мной и опять бросает бомбочку. Я, как заяц, бросился бежать, причем бежать некуда – поле. Но там дорога, смотрю – вдоль дороги, на обочине дороги, в канаве труба. Такие широкие большие трубы, вернее обрезок трубы. Я в эту трубу забрался. И это было моим спасением, потому что он полетал, полетал и отправился обратно. Это был случай, когда за мной гонялся немец. Долго пролежал в этой трубе, потом вылез, смотрю, небо чистое, пошел дальше. Доставил донесение.

С небольшими боями мы вышли к Вене. На окраинах Вены мы соединились с другими нашими частями, Вена была освобождена. Я получил медаль «За освобождение Вены».

Знаю любопытную историю, связанную с освобождением Вены. Там действовала группа наших разведчиков и австрийских патриотов. Их фамилии известны. Они разминировали мосты в Вене, когда немцы отходили из города, так что отступающим взорвать мосты не удалось. И наша армия быстро вошла по этим мостам. Благодаря этим венгерским патриотам и наши разведчикам Вена была, по сути, спасена. Вена практически не пострадала, и все ее прелестные дворцы, все ее памятники, все ее знаменитые кирхи и так далее, все это уцелело. По взаимной договоренности ни американцы, ни наши Вену не бомбили. Но вскоре мы вышли из Вены и вошли в город Винернейштатт, рядом с которым был немецкий аэродром. Мы вошли в город вскоре после того, как его разбомбили американские «летающие крепости». Это было что-то страшное. Город горел. Узкая улица Винернейштатта – сплошной пожар. Огненная полоса с левой стороны улицы, огненная полоса с правой стороны улицы. Мы идем посередине среди сполохов огня. Держимся буквально гуськом, потому что жар страшный идет от домов. Это был сплошь выжженный город. Тогда я первый раз понял, что такое бомбежка американскими «летающими крепостями». От этого города, действительно, ничего не осталось. Он выгорел насквозь. Потом я узнал, что большинство мирных жителей Винернейштатта было эвакуировано, они ушли в Вену.

Мы вышли на окраины Вены и прошли по городу. Надо сказать, что там во всех домах из окон были выброшены белые простыни, белые флаги. Все дома были в белых простынях. Мы прошли мимо знаменитого Венского дворца, в 19-м квартале. Мы остановились около одного из жилых домов. Там нас разместили, и там мы жили недели две, не меньше. Надо сказать, что жители Вены очень боялись наступления Красной армии. Потому что немцы вели пропаганду. Кругом были листовки, что всех уничтожат, всех расстреляют, никого в живых не оставят. Поэтому большинство венцев из Вены ушло вместе с немецкими войсками, осталось не так уж много. Поскольку я довольно прилично знал немецкий язык, мне часто приходилось переводить, когда в штаб доставляли «языка». Я был единственным, кто вообще-то знал немецкий язык.

Остановившись в большом шестиэтажном доме, мы проходили по всем комнатам. Было всякое. И стреляли в нас из подвалов, еще какие-то немцы оставались. Все это было небезопасно.

Расскажу один эпизод. Я вошел в одну из комнат. Там сидит семья австрийцев. Старик, пожилая женщина, девушка. Мужчин вообще не было. И посредине комнаты стоит гроб, кое-как сколоченный, и в гробу лежит мужчина. Когда я вошел в эту комнату, они все бросились ко мне и начали что-то быстро лепетать. Я им сказал: давайте спокойнее, говорите помедленнее. Я говорю по-немецки, но не так хорошо вас понимаю. Тем более австрийский акцент. Расскажите, что с вами случилось, и дайте мне сначала возможность осмотреть все ваши комнаты. Я прошел по комнатам, посмотрел, там никого не было. Тут они начали рассказывать. Когда немцы уходили из Вены, когда здесь были небольшие уличные бои, недалеко от дома был убит муж этой девушки. И когда немцы ушли из города, а наши еще не успели войти, она нашла его труп и перенесла домой. Он гражданский, не воевал, но кто его знает. Теперь они сидят, плачут, не знают, где его похоронить, не могут его вынести, не могут ходить по городу, все занято вашими войсками. Труп лежит уже неделю, уже начался запах. Что им делать? Я говорю: успокойтесь. Пришлю солдат, чтобы вынесли хотя бы куда-то за дом. А там вы уже решайте. Попробуйте захоронить на пустыре за домом. Тут они ко мне все кинулись, чуть ли не на колени встали, стали меня благодарить. Я говорю: да бросьте вы. Я попросил ребят, они вытащили гроб на пустырь.

Тут я немножко отвлекусь и расскажу вот что. Поскольку мы все время шли по венгерским деревням, очень много последнее время ходит разговоров о том, что были люди, которые насиловали женщин, и немецких, и венгерских. Что грабили вовсю. Что были мародеры и прочее. Надо вам сказать, конечно, такие явления в принципе были. Но за это карали очень жестоко. Расстреливали на месте. Я сам был свидетелем таких случаев. Были, конечно, жестокие ребята, особенно те, у которых погибли родственники или были сожжены деревни. Они действовали жестоко, бесчинствовали. Желание отомстить, оно, конечно, было. И сказать, что не было таких случаев, я не могу, такие случаи были. Но наказывалось это очень жестоко.

А теперь расскажу о том, что было повсеместно. Выбивают немцев из какого-то села наши передовые части, располагают их в этом селе по домам. Людей, как правило, никого нет, все убежали, дома пустые. Солдаты брали кое-что. Как правило, это часы. Кроме того, наша армия была вся в обмотках и в ботинках. Все быстро переоделись в сапоги. Но каких-то ценных вещей особенно не брали. Это не возбранялось. Тем более что армия действительно там одевалась. Я не говорю о том, что продовольствие было полностью немецким. У них были подвалы, забитые колбасами, вином, консервами. Все что угодно было. Но в рюкзаке, да еще марш по 50–60 километров – с полным вооружением трофеев много не унесешь. А когда мы уже вторым эшелоном приходили, ничего мы такого не брали, да уже нечего там было брать. Зашел я в один дом. Такой старинный замок. Всякое барахло выбрасывали из шкафов, искали, может быть, там есть что-нибудь ценное. Все завалено материей, бельем, одеждой на полметра от пола все завалено. В подвале были старинные вина. Мы же не останавливались, как правило, мы шли маршем. На ходу забегаем в этот подвал, чтобы взять какое-то продовольствие. Ребята быстро в рюкзак эти бутылки с вином. Я был непьющим и некурящим, и ничего меня не интересовало. Смотрю, в этом подвале лежит повидло, они были в кубах, завернутых бумагой. Я этот куб на плечо подхватил и побежал догонять свою телегу, на которой я ехал. Было жарко, и весь этот куб потек.