Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуй, не ниже полковника, — согласился Петр, всмотрелся в лицо убитого и похолодел.
Перед ним лежал бывший капитан спецназа Вооруженных Сил Российской Федерации Виктор Белых. «И надо же было пройти спецподготовку, Чечню, заброску в другое измерение на поимку Курбского — и все, чтобы вот так пасть под картечью на поле битвы, которой в нашем мире и быть не должно было», — подумал Петр.
Подозвав двух солдат, он приказал отнести труп бывшего капитана на редут, доложить командованию об обнаружении тела старшего офицера и ждать дальнейших указаний, а сам зашагал вслед за полком.
В тот день им больше не удалось встретиться с противником. Кавалерия Дашевского, обошедшая царские войска с левого фланга, и отряд польской кавалерии, сокрушивший опричников на правом фланге, вынудили Василия I в спешке отступить во избежание окружения.
— А ведь мы знакомы!
Петр резко повернулся — перед ним стоял Курбский. Произошло то, чего он так опасался и всеми силами избегал. Конечно, Курбский не узнал своего освободителя, когда он, изможденный, только что вызволенный из каменного мешка, предстал перед военным советом. Потом Петр старательно избегал встреч с князем, предпочитая скрываться в расположении своего полка и лишь изредка встречаясь с Оладьиным. Хотя, если разобраться, князь не должен бы держать зла на человека, спасшего ему жизнь. И все же Петр предпочел бы оставаться в глазах окружающих ингрийским дворянином, эстонским купцом или латышским толмачом, но никак не пришельцем из другого мира. Однако чему быть, того не миновать — и сейчас, на марше, Курбский, проезжая вдоль войск, узнал старого знакомца.
Петр вежливо склонил голову:
— Чем могу служить, князь?
Курбский подъехал ближе и пустил коня шагом, стремя в стремя с лошадью Петра.
— Ведь вы были в том отряде, который пленил меня под Каунасом, и именно вы перерезали мне веревки, не так ли? — спросил он, испытующе глядя в глаза собеседнику.
— Да, — отпираться было бессмысленно.
— Менее всего ожидал вас здесь увидеть, — произнес князь. — И все же… Не откажите в любезности удовлетворить мое любопытство. Кто вы? Кто были люди, пришедшие с вами? Откуда у вас столь грозное оружие? Понимаю, вас послал Иван. Но может ли он найти еще таких солдат и такое оружие? Вы говорили на неведомом языке, хотя и близком к русскому. Что вы за народ и где живете? Поймите меня правильно: я благодарен за спасение, но ответы на все эти вопросы должен получить любыми способами.
Пара жестких глаз уперлась в Петра.
— Как вам сказать… — начал Петр.
— Скажите, как есть, — отрубил князь.
— Видите ли, — помедлив, произнес Петр, — я действительно затрудняюсь объяснить. Мы живем — вернее, жили — в другом мире, отличном от этого и не соединенном с ним. Некий… колдун сумел пробить коридор в ваш мир, и наш правитель, желая обогатиться, продал нас Ивану, чтобы мы захватили вас. А когда мы вернулись, коридор оказался закрыт, из-за чего мы и остались здесь.
Курбский воспринял информацию на удивление спокойно, а следующий вопрос выдал в нем сугубо практичного человека:
— То есть вы считаете, что возможность связи между нашими мирами потеряна и вам подобные больше сюда не попадут?
— Возможно. По крайней мере, я туда вернуться не могу и о том, чтобы кто-то еще попадал сюда, не слышал.
— Ясно. И что же, в вашем мире все воюют таким оружием?
— Намного более страшным, — вздохнул Петр. — Наши пушки стреляют за горизонт. Самоходные стальные повозки надежно укрывают сидящих там от пуль и даже ядер, а сами оснащены могучими пушками. По небу летают стальные птицы, способные за какой-нибудь час покрыть расстояние от Москвы до Петербурга и сбросить снаряды, каждый из которых может стереть любой из этих городов с лица земли.
— Жуткий мир, — произнес Курбский. — Не дай Бог, подобный коридор возникнет снова. Такого чародея следует сразу погубить.
— Может быть, — согласился Петр. — Но придет время, когда и здесь появятся такие же машины.
— Надеюсь, нескоро, — бросил Курбский. — В руках таких правителей, как Иван, это привело бы к гибели многих народов.
— Нескоро, — согласился Петр. — Но злобных правителей будет не меньше. Скажите, что вы думаете об Иване?
— Отважный воин, хитрый политик, но слишком подозрителен. Сразу после побега я послал ему письмо, где сказал, как он ошибается, губя верных слуг и отважных воинов. Завязалась целая переписка. Он шлет пространные письма, но смысл всегда один: царь холопов своих казнить и миловать всегда вправе. И ни слова о том, что же послужило причиной казней верных ему людей и разгула опричнины.
Петр знал переписку Курбского и Грозного почти наизусть, поэтому предпочел увести разговор в сторону.
— А как, на ваш взгляд, должен бы вести себя государь?
— Так же, — быстро ответил князь. — Только без казней верных подданных.
— То есть вы согласны с ограничением прав боярской думы и абсолютной властью царя?
— Конечно. Без этого сильное государство немыслимо. Бояре порвут его в клочья.
— Но в Петербурге же было не так, а страна процветала.
— Петербург есть Петербург, — пожал плечами Курбский. — Обычаи иные. Но, думаю, долго они не просуществуют. Вольности черни — гибель для государства. Хотя мы с Иваном всегда считали, что Северороссия должна встать под руку московского царя. Земля-то исконно русская, да богатая, да к морю выход, да сосед наш.
— Но народ там хочет жить под властью собственного правителя, — заметил Петр. — Да и от Руси эти земли отторгнуты более трехсот лет назад и под властью Москвы никогда не были.
Курбский посмотрел на собеседника, словно тот произнес какую-то непристойность.
— Ваш мир еще более странен, чем я думал, — произнес он. — Кто же спрашивает, чего хочет народ? Кто силен, чтобы захватить власть, тот и правит. Неужели в вашем мире хоть что-нибудь зависит от желаний черни?
— Иногда. И порой мне кажется, что именно по этой причине нам удается выжить, обладая столь страшным оружием.
— Будь трижды проклят чародей, открывший вход в ваш мир! — воскликнул Курбский. — Это страшная зараза. Миром должны править единовластные правители.
— Ну вот один вас чуть и не казнил, — произнес Петр.
— Он ошибся, ибо слишком подозрителен, — парировал Курбский. — Нужен мудрый царь, зорко различающий подлинную измену и действительно верных людей. Только при нем может процветать государство.
— Но ведь Древний Рим знавал республику, — начал Петр. — Да и нынешняя Англия с ее парламентом…
— Великий Рим понял никчемность республики и отдался под власть кесарей. А английские монархи, надеюсь, еще наведут порядок в своих землях, пока лавочники со своими вольностями не погубили их окончательно.