Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хватит, – с благодарностью за понимание кивнула Полина.
Через сорок минут она, уже окончательно проснувшаяся, сидела за столиком рядом с Глебом и маленькими глотками смаковала ароматный «эспрессо». А еще через час они, как любопытные двоечники, пробравшиеся в кабинет директора, осторожно осматривали квартиру Розы Оскаровны, бабушки Марины.
– Кем она была? – поинтересовался Глеб, пройдясь по прихожей, обклеенной темными обоями, делающими ее мрачной и негостеприимной.
– Переводчиком, – отозвалась Полина, развязала шарф и аккуратно повесила его на вешалку рядом со своим пальто. – Интересная старушенция. Была начитанной, злой и постоянно курила.
– Ты хорошо ее знала? – Глеб заглянул в гостиную и вернулся в коридор.
– Достаточно, чтобы бояться как черт ладана, – ответила Полина. – Она никогда не пила, не ругалась матом, но умела обгадить любого неугодного ей человека. Роза Оскаровна воспитывала Марину в строгости, не терпела неповиновения. Чтобы исключить возможность революции, держала в комнате солдатский ремень, один вид которого мог из каждого ребенка сделать шелковое создание. С чего начнем?
– С рассказа о том, что мы все-таки ищем.
– Ключ… – Полина со вздохом присела на старинный стул, похоже, ровесник давно усопшей Розы Оскаровны. – Поверь, Глеб, это все, что мне известно. Им может быть как обычный ключ для отпирания замка, так и электронный носитель информации.
– И то, что служит для разгадки тайны, – с иронией подсказал Глеб, прошелся по коридору и открыл дверь в спальню. – Похоже, именно здесь жила старуха, – определил он по обстановке и особой «тяжелой» атмосфере, царящей в комнате. – А еще ключ – это приспособление для отвинчивания, завинчивания и приведения в действие механизма. Например, гаечный ключ. Также – это знак нотного письма и отличительный знак камергера в царской России.
– Обширные познания, – Полина подошла к нему и заглянула в комнату. – Изучал энциклопедию?
– Пришлось. Когда жил в детдоме, прятался в библиотеке от старших детей, которые издевались над нами, младшими. К счастью, они там редко появлялись. Но чтобы не вызывать подозрений у злобной библиотекарши, наводившей ужас на таких тихих и безобидных детей, как я, приходилось усиленно читать все книги подряд. Неожиданно для себя втянулся и уже ни дня не мог прожить, чтобы не узнать что-нибудь новое.
– Почему раньше не рассказывал о детстве?
– Разве мы были друзьями? – улыбнулся Глеб. – Впрочем, мы не должны были общаться. Я был помощником Андрея Адамовича, ты – подругой Марины Анатольевны. Наши миры не пересекались. Но мы теряем время в пустых разговорах. Начнем, – он потер руки. – Может, все-таки уточнишь, какой ключ мы ищем?
– Мне сказали принести ключ. И все. Будто бы Марина передала его мне перед смертью.
– А это не так? – недоверчиво прищурился Глеб.
– Она ничего мне не давала! – искренне воскликнула Полина, сложив ладошки перед грудью. – Честное слово!
– Прекрати отчитываться. Ты ничего не обязана объяснять.
– Отнюдь нет, – возразила Полина. – Ты же помогаешь мне, поэтому имеешь право знать правду. А она состоит в том, что я сама даже не подозреваю, что это за ключ и где он находится.
– Кому ты должна его отдать?
Полина, прикусив губу, молчала. Глеб, заметив ее нежелание отвечать, вздохнул, будто она пообещала ему конфетку, но не дала, и прошел в гостиную.
– Пыльно, – прокомментировал он, проведя пальцем по журнальному столику. – Сколько здесь комнат?
– Две спальни, кабинет Розы Оскаровны, – принялась перечислять Полина по памяти. – Гостиная. Кухня, туалетные комнаты. Все. Нет, еще комната Агаты.
– Прислуга? – язвительно приподнял бровь Глеб. – Скромно жила интеллигенция в советское время!
Они принялись старательно осматривать каждый сантиметр пространства. Шкатулки, вазы, подоконники, туалетные столики, шкафы, комоды – ничто не укрылось от их внимания. Через два часа обыска Полина с мокрым от напряжения лбом упала в кресло и прошептала:
– Все напрасно.
– Впереди еще кабинет, – не согласился с ней Глеб, но обшарив указанную комнату, удрученно потеребил губу и проговорил: – Теперь все. Как такое может быть? Мы не нашли ни одной подозрительной бумажки с цифрами, диска, ни одного ключа даже от сундука, который находится в комнате… как ее… – он пощелкал пальцами.
– Агаты, – подсказала Полина и подошла к каминной полке, уставленной фотографиями.
Глеб продолжал что-то возмущенно говорить, но она уже не слышала его, лишь смотрела на фото в деревянной рамке, такое же, которое украшало рабочий стол нетбука Марины. Снимок сделала сама Марина, одной рукой держа фотоаппарат, второй обнимая Полину за плечи. Подруги весело улыбались, глядя в объектив, стоя напротив уютной таверны на бульваре Дидро. Глядя на небольшую вывеску над входом, Полина почувствовала, как по спине ползет холодок страха и одновременно облегчения.
– Глеб, – позвала она мужчину, который продолжал недовольно ворчать за ее спиной. – Посмотри сюда, – и ткнула пальцем в фото. – Недавнее, а все остальные сделаны намного раньше.
– И что это значит?
– Ничего, – махнула рукой Полина. – Так, к слову пришлось. Лучше прочти, что здесь написано!
Глеб внимательно всмотрелся в снимок.
– Обрывок какого-то названия на непонятном мне языке.
– Это французский, – сказала Полина. – Но ты прав, на фото виден лишь обрывок названия, а полностью оно звучит так: La clef du Sud.
– И что это означает?
– Ключ Юга.
– Продолжай, – насторожился Глеб, внимательно оглядев Полину, выражение лица которой говорило, словно она начала складывать в голове части головоломки.
– Перед смертью Марина забыла у меня нетбук, – объяснила Полина. – Я думала, что случайно. Теперь понимаю, что она сделала это намеренно. Была уверена, что я быстро разгадаю загадку. Тогда я не обратила внимания на фото, точно такое же, как это. Вот он, тот ключ, который она мне оставила. Или, – тут же поправилась она, – не мне.
– А кому?
Полина замолчала, словно обдумывая, что можно доверить Глебу, а что следует утаить, и неожиданно для себя решила рассказать обо всем, что ей известно. Начала она медленно, тщательно подбирая слова, но после уже не стеснялась в выражениях, в особенности когда описывала Ашера Переса и его сообщников. Конечно, Полина постоянно помнила об угрозах и о предупреждении на случай, если она вздумает с кем-либо поделиться своими страхами, однако уже не могла остановиться. Слова лились сами, слезы звучали в голосе, но на душе стало легче, будто с нее сняли тяжелый груз, мешавший дышать.
– А вдруг действительно язык отрежет? – загробным голосом прошептал Глеб, скорчив испуганную рожицу. – Но если серьезно, я и предположить не мог, что подобные вещи происходят в жизни.