К исходу 17 марта восточного берега Донца достигли около 5000 командиров и бойцов: «62-я гвардейская стрелковая дивизия вышла, имея без тылов около 2500 чел… 350-я стрелковая дивизия, кроме тылов, ранее выведенных из боя, вышла единицами. 17-я бригада войск НКВД вышла в составе свыше 1000 активных штыков… 303-я и 19-я стрелковые дивизии имеют свыше 1000 активных штыков».

В 48-й гвардейской дивизии осталось 200 бойцов. В «родных» 12-м и 15-м танковых корпусах — 3000 и 1000 человек соответственно, «из них 85% призванных в освобожденных районах, без оружия, необученных и необмундированных». За семнадцать мартовских дней армия потеряла около 40 тысяч человек (а всего с середины января около 70 тысяч — 100% первоначального состава), 547 орудий, 840 минометов. В ней не осталось ни одного боеспособного танка. Собственно говоря, 3-я танковая армия перестала существовать, остался Рыбалко со своим штабом и накопленным боевым опытом:

«В ходе напряженных боевых действий, особенно если операции следуют одна за другой, не должно увлекаться «войной до последнего солдата». Необходимо после одной-двух наступательных операций делать на выгодных рубежах и в соответствующей обстановке оперативные паузы для приведения частей в порядок, для их перегруппировки, для отдыха уставших войск, для принятия и освоения вливающегося пополнения, для подтягивания и налаживания службы тыла. Такие паузы с закреплением на достигнутых рубежах необходимы и для организации активной обороны против новых и свежих контратакующих сил противника…»

Не верится, что элементарные правила вождения войск наши командармы узнали только на войне. Бумаги-то писали правильные, но все равно «увлекались».

Остатки армии, вышедшие из окружения, сосредоточились на левом берегу Северского Донца, где были включены в состав Юго-Западного фронта. В подчинение генерала Рыбалко передали 1-й гвардейский кавалерийский корпус с отрядом 58-й гвардейской стрелковой дивизии и 113-ю стрелковую дивизию.

Танковый корпус СС, основной противник 3-й танковой армии в битве за Харьков, за полтора месяца боев, начиная с 30 января, также понес «весьма тяжелые потери убитыми и ранеными», по немецким, конечно же, меркам, — 11,5 тысячи солдат и офицеров.

В то время как разворачивались бои за Харьков, соединения 40-й и 69-й армий отходили на новый рубеж обороны юго-западнее Белгорода. Против 40-й армии по-прежнему действовал армейский корпус «Раус», главный удар наносивший силами мотодивизии «Великая Германия» от Грай-ворона вдоль дороги на Борисовку и Томаровку. Генерал Москаленко сосредоточил на этом направлении все что смог — 100-ю и 309-ю стрелковые дивизии, 4-й гвардейский истребительно-противотанковый полк, 5-й гвардейский и вновь прибывший 3-й гвардейский танковые корпуса, вывел на прямую наводку зенитную артиллерию, — которые, по его словам, нанесли тяжелейший урон «эсэсовским» танковым частям, несмотря на то что противник был оснащен новейшим вооружением.

«Именно там, — с достоверностью очевидца сочиняет Москаленко, — мы впервые встретились с танками «тигр» и «пантера», самоходными орудиями «фердинанд»… В бинокли мы увидели, что снаряды наших танковых пушек высекают сноп искр на лобовых частях немецких танков и рикошетируют в сторону. Эту «загадку», однако, разгадали вскоре наши артиллеристы. Они учли, что лобовая броня у новых немецких танков была действительно мошной, и решили, что раз так, то нужно бить их не в лоб, а в борт или в корму. Это, конечно, совсем не одно и то же, так как требовало не только иной расстановки орудий, но и величайшей силы духа. Но, как известно, и силы духа, и отваги у советских воинов достаточно. Поэтому «тигры» горели не хуже, чем все остальные фашистские танки. В ожесточенных боях воины 40-й армии уничтожили основную массу танков наступавшего противника. В течение нескольких дней враг понес такие потери, что ему уже нечем было атаковать на нашем направлении».

Как только у маршала уши не горели? Не будем удивляться «пантерам», «фердинандам» и «эсэсовцам», которые могли существовать только в его бинокле, это из области охотничьих рассказов. Главное, полки дивизии «Великая Германия», уничтожив советский противотанковый узел в Головчино, 14 марта овладели Борисовкой, а еще день спустя, хоть уже и «нечем было атаковать», — Томаровкой и повернули на Белгород. В составе мотодивизии действительно имелась 13-я рота тяжелых танков с 9 «тиграми», которые очень неплохо себя проявили. Посмотрим в бинокль генерала Рауса:

«В этой операции новые танки PzKw VI «Тигр» впервые встретились с русскими Т-34, и результаты оказались более чем удовлетворительными для нас. Например, два «тигра», действуя в авангарде, уничтожили целую группу Т-34. Обычно русские танки стояли в засаде и ждали, пока наши танки не приблизятся на расстояние 1200 метров, выйдя из деревни. После этого они открывали огонь, а наши танки еще не могли отвечать. До сих пор эта тактика действовала безотказно, но на сей раз русские просчитались. Вместо того, чтобы выходить из деревни, наши «тигры» заняли хорошо замаскированные позиции и использовали превосходство в дальнобойности своих 88-мм пушек. За короткое время они уничтожили 16 Т-34, стоящих на открытой местности, после чего остальные повернули назад. «Тигры» начали преследовать отступающих русских и уничтожили еще 18 танков. Немецкие солдаты, следившие за этим, сразу придумали фразу: «Т-34 снимает шляпу, когда встречает «тигра». Характеристики наших новых танков значительно подняли моральный дух солдат».

Невосполнимые потери танкового полка дивизии «Великая Германия» за период с 7 по 20 марта составили 14 боевых машин, в том числе один «тигр». На свой счет дивизия записала 269 уничтоженных танков противника.

18 марта к атаке на Белгород присоединилась 4-я танковая армия Гота. Главный удар от Харькова на север наносили «Лейбштандарт» и «Дас Рейх». Дивизия «Мертвая голова» должна была страховать их от советских контратак в правый фланг со стороны Волчанска. Еще правее 11-я танковая дивизия наступала на Старый Салтов.

Защитить Белгород готовился генерал Казаков и его 69-я армия, получившая на усиление 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус. По одним данным, он имел 120 танков, по другим — 175. Появление танкового корпуса «очень подбодрило» командарма: «Впервые со времен Россошанской операции услышали мы у себя за спиной гул моторов большой массы отечественных танков. Нас теперь уже не страшила неотвратимость решающего сражения за Белгород. Это сражение началось 18 марта…»

Можно сказать, что 18 марта оно и закончилось. Противник не убоялся бесстрашного Казакова и «гула моторов отечественных танков», а больше командарм ничего не придумал. Немцы «действовали в плотных построениях вдоль дорог и сумели на нескольких узких участках выйти нам в тыл». Интересно, а откуда Казаков их ждал? Со стороны моря? (Спешивший на помощь генерал Чистяков утверждает, что «здесь была только одна дорога, а наступать по целине было нельзя».) И вот: «Наши слабые дивизии не смогли отразить этот напор, но, к чести своей, не поддались панике даже при прорыве немецких танков к самому Белгороду».

В общем, из рассказа полководца трудно что-либо понять. А дело было так: откушав кофию, «эсэсы» в 5 часов утра забрались в танки и броневики, дали газу и, проехав около 50 километров по единственному приличному шоссе — Белгородскому, «в плотном построении» и именно «на узком участке», поскольку ударила оттепель и в свои права вступал «генерал Грязь», — в 11.30 достигли юго-западных окраин Белгорода. Затем по целехоньким мостам они преодолели Донец и заняли плацдарм на восточном берегу. Командир 1-го батальона полка «Дойчланд» штурмбаннфюрер СС Эрат стал новым военным комендантом города.