Глаза Елизаветы затуманились. К счастью, она не вспомнила сомнительные обстоятельства, которые заставили ее искать жену Конну. Казалось, она забыла и то, что именно сама Эйден так смело предложила себя в качестве претендента, фактически единственного разумного претендента на руку Конна. Она потянулась и взяла Эйден за руку.

— Дорогое дитя, я так счастлива, что, сдержав слово, данное вашему умирающему отцу, я также смогла сделать счастливой и вас. Этот распутный повеса нравится вам?

Эйден улыбнулась улыбкой такого искреннего счастья, что, прежде чем она призналась: «Да, нравится», королева знала ответ.

— А ты, Конн О'Малли! Извини, Конн Сен-Мишель, милорд Блисс. Ты тоже счастлив?

— Да, Бесс. Как всегда, вы знали лучше меня, что будет хорошо для меня.

Королева почувствовала удовольствие от его честного, лестного для нее признания.

— Я хочу, чтобы вы оба присоединились к нам в нашей летней поездке, — сказала она. — Брак, кажется, идет тебе на пользу, Конн. Я по твоим глазам вижу, что ты угомонился.

— Бесс, как любезно с вашей стороны милостиво пригласить нас, но я буду молить о разрешении отказаться от этого приглашения. Мы приехали поделиться с вами счастливым известием, и это было главной причиной нашего возвращения ко двору. — Он положил руку поверх руки Эйден. — Моя жена беременна. Ребенок родится следующей зимой!

— Нам было бы так приятно, — сказала Эйден, — если бы вы согласились стать крестной матерью нашего ребенка, мадам.

Елизавета Тюдор любила подобные вещи. Ее собственное одиночество часто заставляло ее желчно относиться к тем, кто обрел семейное счастье и имел детей, но если любовная история развивалась при ее участии, она была сама любезность. Именно так обстояло дело в случае с Конном и Эйден. Она организовала их брак, и он удался. Она с удовольствием приписала себе все заслуги в этом деле, потому что разве сделанное ею не являлось примером ее дальновидности и мудрости? Теперь должен поспеть плод этого брака, и снова ей придется принимать участие, сыграть истинно главную роль в действе.

Конн и Эйден приехали к королеве в удачное время. Снова обсуждался французский брак, на этот раз с младшим сыном Катерины де Медичи, Франсуа, графом Аленконом. Елизавета была в особенно хорошем расположении духа. Она провела май в Уонстед-Хаус, который принадлежал ее фавориту из фаворитов Роберту Дадли, графу Лестерскому. Она замечательно провела это время среди людей, которых любила и которые любили ее. Был нарисован еще один ее портрет, на этот раз в саду Уонстеда. Она стояла на восточном ковре, одетая в белое платье, расшитое узорами в виде цветов и листьев в их естественном цвете.

Она ненадолго вернулась в Гринвич и менее чем через неделю собиралась отъехать в летнюю поездку, начать которую ей предстояло в графстве Норфолк, а закончить в городе Норвич, в Восточной Англии. Она должна была встретиться с посланцами графа Аленкона, месье де Бокевиллем и месье де Куинси, в Лонг-Медфорде. Ее волновала не мысль о браке, потому что Елизавета не собиралась выходить замуж, особенно за молодого принца, вдвое моложе ее, но она с нетерпением ждала переговоров и связанных с этим уговоров. Предполагалось, что «Месье», как называли графа Аленкона, может приехать в Англию. Это были самые первые переговоры о браке, которые предстояло пережить Елизавете, и мысль об этом ей явно нравилась. Это была еще одна весенняя пора перед наступлением старости. Ведь в сорок пять королеву Англии едва ли можно было считать женщиной во цвете лет.

— Вы согласитесь, мадам? — Эйден тревожно смотрела на нее. — Станете ли вы крестной матерью нашего ребенка?

— Конечно, моя дорогая деревенская мышка, — сказала королева в своей материнской манере. — Это должно мне льстить, если я стану крестной вашего наследника. Я тронута тем, что вы подумали попросить меня об этом.

— Кого еще нам просить, как не человека, сделавшего нас счастливыми, — ответила Эйден с глубокой искренностью, и Конн снова восхитился своей женой.

— Мадам, — сказала одна из королевских дам, — время готовить вас.

— Конечно, — сказала королева и встала. — Идите, мои дорогие, и веселитесь с нами в течение следующих нескольких дней. Мне будет недоставать вашего общества этим летом, но я понимаю, как нужно заботиться о здоровье женщины, которая беременна своим первым ребенком, и как много будет значить для Эйден спокойствие ее дома, Перрок-Ройял. Я приеду туда следующей зимой на крестины.

Лорд и леди Блисс встали и, поклонившись королеве, пятясь вышли из ее личного кабинета в приемную.

Они провели в Лондоне только четыре дня, а потом Конн настоял на возвращении в Перрок-Ройял. Они посетили два маскарада, ходили посмотреть травлю медведей, но только один раз, потому что Эйден стало плохо от этого зрелища. По утрам, к своему огорчению, она чувствовала себя больной, но Конн принял это за прекрасный знак, признак здорового сына.

— Если бы, — едко сказала она в их последнее утро в Лондоне, когда только что отправила свой завтрак в таз, — если бы ты чувствовал себя так же гнусно, как я, ты бы не ликовал, рассуждая о сыновьях! — Она прополоскала рот теплой мятной водой и выплюнула ее в таз.

Подхватив ее на руки, Конн бережно уложил ее на кровать.

— Не огорчайся, милая. Ручаюсь, что через несколько недель ты будешь чувствовать себя лучше.

Эйден посмотрела на него несколько недоброжелательно и, повернувшись на бок, заснула, а Конн вышел из комнаты с широкой ухмылкой на лице. Однако он позаботился, чтобы в поездке она не испытывала неудобств, и поэтому решил выслать вперед их кареты, и личную, и багажную, а самим плыть на барке по реке. Эйден обрадовалась такому решению и, как ни странно, чувствовала себя гораздо лучше на воде, чем на земле.

Погода была идеальной для такой поездки, небо совершенно чистым, голубым и безоблачным, солнце теплым и ярким. Дул ветерок, такой слабенький, что даже не рябил поверхность воды. Лодочники Гринвуда были рады, что появилась возможность выбраться из Лондона. Поскольку лорд и леди де Мариско были изгнаны в Королевский Молверн, а молодой лорд Блисс и его жена тоже покидали Лондон, у них не было почти никаких обязанностей. Они и вправду считали, что удачно нанялись на работу, потому что никто не жил в Гринвуде постоянно. Иногда гости их хозяина и хозяйки использовали дом, и тогда им приходилось выполнять свои обязанности. Иногда молодому графу Линмуту требовались их услуги. Но в целом последние месяцы прошли тихо. Они неторопливо гребли, наслаждаясь погодой так же, как и их пассажиры.

Эйден обнаружила, что барка очень удобна. Она могла вытянуться во весь рост и дремать гораздо более спокойно, чем в карете. Они скользили по воде среди различных речных судов — груженых барок, рыбацких лодок, паромов и других лодок.

За городом все было в полном цвету, мимо проплывали деревушки, сады. Они плыли мимо стоящих на берегу реки маленьких коттеджей и больших домов, мимо детей, плескавшихся на полуденной жаре, мимо прачек, деловито выполняющих свою нелегкую работу, мимо выстиранного белья, развешанного под жарким солнцем на соседних кустах, мимо рыбаков, вытягивающих свой улов.