– У меня промедол из твоей аптечки! – сказал Аюб. Кинжал сверкнул еще раз и перерезал Султану горло от уха до уха. Гвоздь всегда так заканчивал допросы.

– Машины сжечь, уходим! – скомандовал Аюб. Потом по рации с шифрованным каналом связался с Мухтарычем.

– В координатах 28–92, по улитке 4! Около двадцати человек. Я возвращаюсь на базу. Удачи!

– Удачи! – безэмоционально ответил Мухтарыч.

Сожженные на въезде в Ортсхой-Юрт машины Борза еще дымились, распространяя по ночному селу едкий запах горелого поролона и человеческого мяса, когда серая «Тойота Королла» и темно-зеленая «десятка», проехав около 15 километров по трассе, свернули на проселок, остановились и выключили фары, став в темноте практически невидимыми. Лунный свет, несмотря на ясную погоду, почти не освещал спрятавшуюся среди Черного леса узкую, давно не знавшую ремонта, дорогу.

– Дальше по приборам! – объявил Аюб.

Он находился рядом с водителем. За рулем, как обычно, сидел Монтана, и пассажиров он устраивал больше, чем Шумахер, который оправдывал свое прозвище, не уставая повторять, что тормоза придумали трусы. Провайдер достал из сумки прибор ночного видения и протянул Монтане.

Обе машины тронулись, и медленно поползли через лес к полузаброшенному селу. В некоторых местах вдоль дороги полузасыпанные окопы и поляны торчащих пней от спиленных деревьев напоминали о бывших здесь когда-то блокпостах. Перед въездом в Мухаши, справа от дороги, показались несколько домов. К их полуразвалившимся деревянным заборам лес подступал почти вплотную.

– В селе свет есть, а эти дома темными стоят, – сказал Аюб. – Наверное, здесь никто не живет. Проверить нужно!

Машины остановились, все находившиеся в них вышли и сразу же, по привычке, присели, взяв оружие на изготовку.

– Док, прикройте нас! – распорядился Аюб, включая ночной прицел на своем «Винторезе».

– Давай, я первым пойду?! – предложил Алха.

– Иди! – согласился Аюб. – Только аккуратно, нам спешить некуда. Мало ли, какие сюрпризы там федералы оставили, или еще кто…

Алха промолчал. Он и сам все это знал, но опасения Аюба были ему понятны.

Во двор крайнего дома зашли, как обычно в таких случаях, через заросший сухим сорняком огород, оторвав пару штакетин. Дверь дома оказалась запертой на висячий замок.

– Сбиваем? – шепотом спросил Алха у идущего сзади и немного сбоку Аюба.

– Отойди!

Аюб встал метрах в четырех от двери и прицелился…

– Пых! – раздался еле слышный выстрел бесшумки.

– Дзынь! – звякнула пуля с карбид-вольфрамовым сердечником, разворотив внутренности замка. Дверь со скрипом открылась.

Дом оказался пустым. Совсем пустым. Из мебели остался лишь стол со сломанной ножкой, да старое кресло с торчавшей из него ржавой пружиной. На полу по всем трем комнатам валялись какие-то бумаги, старое тряпье, сломанные детские игрушки, и прочий мелкий мусор. Подсвечивая фонариком, Аюб наклонился и поднял с пола милицейскую фуражку старого образца, с советской кокардой.

– Ясно, – сказал он. – Хозяин ментом был. Значит, либо уехал, и мебель увез, либо…

– Либо убили, мебель растащили, а потом соседи замок повесили, – окончил Алха мысль Аюба. – Только зачем на замок закрывать, если здесь и брать-то нечего?!

– Чтоб такие, как мы, меньше здесь лазили! Радуйся, что сюрпризов никаких не оставили. Зови остальных! Ночуем здесь!

Загнав обе машины во двор, они прошли в дом, завесили найденными в сарае и разрезанными мешками окна, зажгли свечи и, постелив на пол спальные мешки, готовились ко сну.

– Кто за кем по очереди дежурить будет, делитесь! – сказал Аюб. – По двое.

– Может по одному хватит? – предложил Алха.

– Нет, по два! Один во дворе, другой – в прихожей. Меня тоже считайте.

Первыми выпало дежурить Монтане и Магомеду – им, как водителям, решили сделать поблажку: отдежурил, и спи до утра. Взяв оружие, они вышли из комнаты.

Док достал несколько банок консервов.

– Дай мне кинжал Борза, Аюб. Он хорошо режет…

– Своим открывай, – буркнул Аюб. – Представляешь, сколько на нем крови?

– Думаешь, на моем меньше? – спросил Док, и с хрустом вогнал свой нож в банку.

Аюб вынул из жилета-разгрузки трофейный кинжал.

– А ножны где?

– Ножны там новые были, кожаные, как с кизлярскими ножами сейчас продают, – сказал Алха. – Ну что, мне надо было ремень расстегивать на трупе, чтобы их снять? Другие найдем!

– Да я просто спросил, – задумчиво произнес Аюб, рассматривая трофей.

Он переставил поближе свечу, достал из внутреннего кармана футляр, вынул оттуда очки, не надевая, поднес к украшенному золотыми узорами клинку, словно лупу. У самой рукоятки отчетливо просматривалось увеличенное линзой клеймо – скрещенные сабля и цветок.

– Это старинная антикварная вещь, – наконец, сказал он. – Думаю, все в этих краях его знают. И таскать его с собой, все равно, что носить руку Борза. Кстати, куда ты ее дел?

– В багажнике, – буднично ответил Алха. – Может, еще пригодится.

– Закопай ее утром! – приказал Аюб.

– Понял. Кинжал тоже закопать?

Аюб помолчал.

– Да нет… Это музейная ценность. Спрячем где-нибудь. Может, вернемся когда-нибудь и заберем. Не всегда же война будет.

– А если его раньше кто-то найдет?

– Значит, будем считать, что кинжал сгорел вместе с Борзом в машине!

– Хватит вам все считать, да рассчитывать! – вмешался Док. – Кто будет есть – быстро налетай, да давайте ложиться спать, я с ног валюсь!

Через двадцать минут пустой дом наполнился храпом. Спали они беспокойно: то и дело кто-то вскрикивал или дергался, но тут же снова проваливался в тяжелый сон.

Еще не рассвело, когда они выехали из села, и по узкой крутой дороге поехали вверх, в самую гущу Черного леса, к Ослиной горе, где Аюб выбрал место для постоянной базы. Когда дорога сузилась так, что ехать дальше стало невозможно, они замаскировали машины в кустах, и пешком поднялись по извилистой тропинке на поросшую лесом безымянную высоту, обозначенную на картах цифрами 550, а местными жителями называемую Ослиной горой. Удобна она была тем, что находилась в безлюдном месте, а кроме того, имела большую поляну, на которую мог легко сесть вертолет.

Уже на подходе они услышали запах дыма, а выбравшись на вершину, увидели под деревьями палатку защитного цвета, горящий костер и наставивших на них автоматы огромных братьев-близнецов Болека и Лелека, которые оставались дежурить по лагерю. Узнав прибывших, двухметровые парни забросили за спину оружие и разразились радостными выкриками.