В результате Павел не купил себе даже тапок – решил отложить на завтра. Приобрел заветную бутыль и славную закусь, приплюхал домой (да, он уже называл эту квартиру домом), расположился перед телевизором и приступил к лечению.

Сотовый периодически звонил, нагло вторгался в замкнутое пашино пространство, но Паша справился с этой проблемой. Когда бутыль опустела наполовину, а мобильник издал десятую по счету трель, Павел вышел на кухню, открыл окно, размахнулся и выкинул надоеду на улицу. Телефон описал широкую дугу в воздухе и приземлился в кустах. Туда ему и дорога. Может, пригодится кому…

Через три часа Павел вылечился настолько, что вырубился. Заснул на диване прямо в брюках и свитере.

И снова увидел сон.

* * *

Гарпии – уже не маленькие, а полноценные взрослые особи, уродливые хищные тётки с орлиными ногами, загнали его на самый край утеса. Павел стоял спиной к обрыву и дрожал от ужаса. Сзади него находилось ущелье, три сотни метров свободного полета сверху вниз, на дне – острые камни и бешеная бурная река. Павел с детства боялся высоты, но высота казалась пустяком по сравнению с теми двумя тварями, что щерили кривые зубы в пяти шагах от него, нетерпеливо взмахивали пегими крылами и смердели – тошнотворно, невыносимо. Вялые морщинистые груди гарпий свисали почти до пупа, волосы напоминали паклю, испачканную сажей, желтые глаза не мигая смотрели на Пашу. Бурые раздвоенные языки облизывали растрескавшиеся синие губы. Гарпии выглядели голодными. Очень голодными.

Павел тяжело дышал, рваный его хитон не прикрывал срамного места, длинные царапины во множестве пересекали тело. Ноги, сбитые о камни, кровоточили. Закрытый набрякшими веками, левый глаз опух и ничего не видел. Почему чертовы гарпии все время целят в глаз, норовят вырвать его? Это что, особый деликатес для них?

– Убирайтесь! – снова крикнул Павел. – Изыдите в ад, сатанинские создания!

Одна из тварей зашипела и неуклюже прыгнула вперед, вытянула руки. Павел ударил посохом как штыком, метя в лоб. Не попал. Гарпия увернулась, завалившись при этом набок, и с недовольным клекотом ретировалась на прежнюю дистанцию.

На земле гарпии не слишком ловки – как и многие пернатые с непропорционально большими крыльями. Но им и не нужна особая ловкость, они уже сделали свое дело. Все, что осталось – дотеснить жертву до края уступа и столкнуть вниз. А потом спикировать к готовому блюду, к мертвому телу, надлежащим образом отбитому о камни, и всласть попировать.

– Лиэй, – прохрипел Павел. – Почему так, Лиэй? Я же освободил тебя… Где твоя благодарность? Ты обещал, что я буду счастлив до конца дней своих. Конец, похоже, уже пришел. Где же счастье? Ты обманул меня, козлоногий…

– Да, обещал, – отозвался из ниоткуда нежный, подобный свирели голос. – И выполню обещание – ты будешь счастлив, добрый человек. Но не здесь, не сейчас. Что делаешь ты тут, в горах Гадеса? Горы сии – изнанка мира, в котором ты обитаешь – жесткого, грязного и страшного. В твоем мире человеки едят друг друга каждое утро, убивают себе подобных каждый день, подсыпают близким яд в пищу каждый вечер, и не замечают этого. Не ведают, что творят.

– Но где же я могу быть счастлив? Где?

– В своей роще. Только там. Бассарей ушел, оставил тебе свои владения, ты новый хозяин благого места. Обитатели рощи ждут твоих даров, они скучают без тебя, не вкушают яств, не слагают стихов, не поют песен и не пляшут. Унылые и страждущие, бродят они меж дерев, плачут и взывают к тебе. А ты не слышишь их стенаний. Не спешишь идти к ним, жестокосердный.

– И ты решил наказать меня, Лиэй? Натравил на меня своих кошмарных птичьих баб? Чтобы я стал покорнее, чтоб побыстрее свихнулся, чтобы танцевал между полок в «Евроспаре» с корзинкой в руке, подобно усопшему Дрыгачеву? Этого ты хочешь, начальник?

– Гарпии не мои. И я не могу натравить их на тебя.

– Чьи же они?

– Твои. Твои собственные. Язвят твою душу, когтят тело твое, и изведут до смерти, если не сумеешь бежать их.

– Куда бежать? Куда? Где начинается путь?

– Ты стоишь спиной к нему.

– Сзади меня – пропасть.

– Это только кажется. Здесь – начало твоих начал. Повернись, сделай шаг и убедишься.

– Я свалюсь! Разобьюсь на хрен!

– Вовсе не так. Сделай шаг…

Гарпии, застывшие на минуту в задумчивости, снова оживились. С клекотом, хлопая крыльями, насели на Пашу разом, тесня и отталкивая друг друга. Тупые жадные твари… Павел удачно приложил одну из них увесистым буковым посохом по уху, вторая почти дотянулась когтистой рукой до его лица – он успел отпрыгнуть, едва не сорвался с уступа, застыл на самом его краю, балансируя над пропастью, спиной чуя смертельную пустоту. На этот раз гарпии отступили совсем чуть – лишь на расстояние вытянутого посоха. Их охота почти завершилась – осталось только рвануться вперед, толкнуть, и дело сделано. Большой кусок мяса перестанет кричать дурным голосом и драться длинной деревянной палкой. Станет тихой, спокойной, вкусной мертвечиной.

– И что? – пробормотал Павел. – Путь, значит? Сделай шаг, говоришь? По воздуху, как по тверди?

Он поднял посох над головой и запустил им в тварей, гаркнув во весь голос. Гарпии дружно отпрыгнули назад. Потом повернулся лицом к пропасти. Сразу же затошнило, голова закружилась, Павел едва удержался на ногах.

Ерунда. Он справится. Он знает, как это сделать. Нужно лишь закрыть глаза, и пропасть исчезнет. Исчезнет все плохое.

Он зажмурил правый глаз (левый и так уже ни зги не видел), глубоко вдохнул и ступил вперед.

И сразу же рухнул. Полетел вниз, раскинув руки и ноги, истошно вопя, в кромешной темноте, не в силах открыть глаз. Сволочной Лиэй снова обманул его – в последний раз…

Лучше бы он все-таки долетел до дна и разбился, избавился от мук раз и навсегда. Увы, долететь ему не дали. Жадный клекот и хлопанье крыльев настигли его сверху, крючья гигантских когтей вцепились в спину, сомкнулись до самого хребта, взрезая кожу и мышцы. Павел захрипел, дернулся и безвольно обвис, заболтался в воздухе, еще живой, но уже на верном пути к могиле.

Чувства почти оставили его. Он не ощутил сильной боли, когда его дотащили до места трапезы и швырнули на камни, лишь слабо сжал кулаки и скрипнул зубами, когда одна из гарпий вспорола когтем его живот и с урчанием добралась до печени. И все же он понял, что такое настоящий страх и настоящая безысходность – когда увидел у самых глаз своих разверстую пасть твари, полную острых желтых зубов.

Гарпия обхватила руками голову Павла, вцепилась клыками в левый глаз и вырвала его единым движением.

Мир померк.

* * *

Павел Михайлович Мятликов никогда не жаловался на зрение. Он был слегка близорук – минус полтора, не больше. И прекрасно обходился без очков.