Лицо у бригадира стало теперь белее мела.

— Господи, вы же не думаете… — залепетал он, но Куизль уже протиснулся мимо него.

— Когда речь заходит о дьявольском промысле, о Господе лучше не заговаривать, — сказал он походя. — А теперь открывайте дверь, мне нужно расспросить подозреваемого. Или, может, мне сначала с вами поговорить?

В следующую секунду бригадир откинул засов и отворил дверь. Куизль вошел внутрь и прищурился; потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к полумраку. Наконец он разглядел у противоположной стены Непомука. Узнав друга, монах со стоном поднялся.

— Якоб! — прохрипел он. — Я уж думал, ты меня бро…

— Тсс! — Куизль прижал палец к губам и бросил через плечо: — Я позову, если мне потребуется грубая сила при допросе. А до тех пор оставьте нас одних.

Солдаты с готовностью захлопнули дверь. Затем послышались приглушенные голоса, но бригадир приказал всем замолчать. Палач усмехнулся.

— Всегда хотел наговорить что-нибудь заумное, как ученые, — прошептал он. — Не так уж и трудно оказалось. Пустые, напыщенные словечки, а люди-то как притихают! — Куизль откинул капюшон и утер пыль с лица. — Теперь эти четверо только и знают, что родимые пятна свои рассматривать. Надеюсь, что никто из них не додумается сбегать к судье.

Непомук в ужасе поднял глаза:

— К судье? Хочешь сказать, это солдаты земельного судьи?

С лица Якоба сошло все веселье.

— Боюсь, у меня для тебя плохие новости, Непомук. Тебя сегодня же хотят перевезти в Вайльхайм. Прости, но я не смог этому помешать.

Непомук привалился к стене и спрятал лицо в ладонях.

— Тогда все пропало! — прошептал он. — В Вайльхайме меня начнут пытать. Господи, Якоб, знал бы ты, как мне страшно! Я боюсь не смерти, а боли. Ты сам знаешь, что теперь будет. Дыба, каленое железо, сера…

— Заткнись и слушай меня! — резко прервал его Куизль. — Ты кто, сын палача или мышь какая-нибудь? — Он схватил друга за воротник и посмотрел в глаза. — Вспомни войну, Непомук. Вспомни Брайтенфельд! Надежда есть всегда!

Непомук кивнул и уставился перед собой. Он понимал, о чем говорил Куизль. В битве под Брайтенфельдом шведы уничтожили почти всю армию Тилли: от некогда сорокатысячного войска осталось всего шесть сотен. Куизль и Непомук выжили лишь потому, что спрятались в куче трупов. И всю ночь им пришлось слушать крики раненых, которых добивали вражеские солдаты.

— Ты пережил Брайтенфельд, — прорычал Куизль, — переживешь и это. Нас, палачей, крестил сам дьявол, и чтобы отправить нас в ад, нужно что-нибудь посерьезнее этого балагана.

Затем он рассказал Непомуку о пропаже облаток из сокровищницы и там же подслушанном разговоре. Аптекарь слушал с разинутым ртом.

— Если у судьи есть хоть капля мозгов, он поймет, что между убийствами и кражей существует какая-то связь, — продолжал палач. — А ты не мог украсть эти облатки. Иначе тебе пришлось бы вылететь сквозь решетку.

Непомук угрюмо кивнул.

— Именно так все скажут.

Повисло молчание, и лишь мухи да шепот солдат в коридоре нарушали тишину. Оба понимали, что Непомук прав. Им самим слишком часто приходилось убеждаться, что логика и здравый смысл в судах над колдунами теряли всякий смысл.

— Якоб, пойми, — прошептал аптекарь. — Это не война, тут все хуже. На войне правит жестокость. Но вера, она как бешеный бык: стоит только отпустить, и уже не остановишь.

Снова воцарилось молчание. Затем Куизль со злостью врезал по одной из корзин; раздался такой грохот, что солдаты за дверью на время притихли.

— Плевать. Тебе нужно терпеть, слышишь? — прошипел палач, убедившись, что караульные ничего не заподозрили. — Хотя бы пару дней! Сначала тебе только покажут орудия пыток, а потом будут постепенно наращивать обороты. Ты сам знаешь, как все происходит. Не признавайся ни в коем случае! Если признаешься, то все пропало!

Непомук отчаянно рассмеялся:

— И как же ты меня оттуда вытащишь? Колдовать будешь?

— Чепуха! Я разыщу для судьи настоящего ведьмака. Но для этого мне нужно еще кое-что прояснить. И ты можешь мне в этом помочь.

И без того выпученные глаза монаха стали еще больше.

— Так ты знаешь, кто этот колдун? — просипел он.

— Пока я догадываюсь, кто украл облатки…

Куизль усадил друга на один из ящиков у стены, сел рядом с ним и рассказал в двух словах о том, что сумел выяснить. Когда он закончил, Непомук задумчиво кивнул и прошептал:

— Это… невероятно. Хотя можно предположить и такое… И что же я могу для тебя сделать?

Палач понизил голос и озвучил свою просьбу. И очень вовремя — снаружи уже поскрипывала телега с деревянным ящиком.

Немногим позднее Куизль поднялся в полумраке подвала и снова посмотрел Непомуку в глаза.

— Держись, — прошептал он. — Все будет хорошо. Dum spiro spero. Пока дышу, надеюсь. — Палач смущенно улыбнулся. — В Шонгау так иногда писали на стенах приговоренные к казни. Меткие слова, хотя толку от них обычно никакого. Будем молиться, чтобы хоть в этот раз им нашлось подтверждение.

Палач развернулся и постучал в запертую дверь.

— Эй, снаружи! — крикнул он властно. — Допрос окончен. Можете открывать!

Бригадир сдвинул засов и распахнул дверь, при этом он старался встать так, чтобы родимое пятно не бросалось в глаза палачу. Другие солдаты тоже держались немного позади. Видимо, у каждого из них имелась на теле какая-нибудь необычная родинка.

— Господь да озарит тернистый путь наш, — проворчал Куизль и перекрестился. — В Вайльхайме допрос придется продолжить. Но впечатление такое, что тут, к сожалению, не обошлось без колдовства. Быть может, все хуже, чем мы предполагали.

Он заговорщицки наклонился к бригадиру.

— Дьявол нередко принимает обличье монахов. Монахов или солдат, знали вы об этом?

И, расправив плечи, мнимый инквизитор стремительно зашагал прочь, а к сыроварне с шумом подкатил обоз из Вайльхайма. Солдаты неторопливо слезли с повозки и направились к трактиру, выпить по заслуженной кружке пива. Похоже, с перевозкой заключенного не слишком-то и торопились: как это — отправляться в путь, не утолив перед этим жажду? Никто из стражников не обратил внимания на высокого монаха, молча прошедшего мимо них.

За первым же поворотом Куизль стянул с себя рясу и, точно одержимый, бросился в Эрлинг, к дому живодера. Он уже придумал, как изобличить вора; его предположение оказалось верным. Теперь осталось только заманить негодяя в ловушку.

— У тебя есть бумага и чернила? — спросил Якоб у родича, с трудом переводя дыхание.

Михаэль как раз стаскивал с телеги мертвого теленка. Он оскалился и кивнул на зловонный труп: