большой дороги. Надо расслабиться. Она отправится к Альме завтра – один день ничего не изменит. А дома Микки, должно быть, уже спит, в полном убеждении, что она поехала в Тель-Авив. Маловероятно, что он будет ее дожидаться, после того как отказался ехать с ней вместе. А Омер уже предупредил, что будет ночевать у Йотама, так что никто не увидит ни ее зацелованных губ, ни разнеженного тела, пропахшего любовной близостью. Она вошла в свой дом на цыпочках. Душ она примет утром – лучше не шуметь. Быстро почистив зубы на кухне, она заперлась в темной комнате Альмы. Но, бесшумно раздевшись и забравшись в постель, обнаружила, что под одеялом кто-то есть, и испуганно вскрикнула. Неужели это Микки ее подкарауливает? Значит, успел усохнуть от ревности, потому что тело у него обычно сильно больше. Ирис, задыхаясь, выпрыгнула из постели, потихоньку подняла жалюзи и при свете полной луны, которая последовала за нею сюда, узнала Альму. Рот у дочери был приоткрыт удивленно-брезгливо, как будто под ее веками таилось что-то неприглядное.

С колотящимся сердцем смотрела Ирис, как на глазах тает ее алиби – худенькое, замкнутое, такое хрупкое. Что она теперь скажет Микки? Почему он не сообщил ей, что Альма дома и что нет смысла к ней ехать? Похоже, он нарочно подстроил ей ловушку, и теперь снова придется врать, не имея достаточной информации. Когда приехала Альма? До какого времени была на работе? Ведь можно сказать, что Ирис приехала к ней, но уже не застала ее в баре. Только для этого придется ее разбудить, чтобы не попасться на лжи.

– Альма? – шепнула она, словно не замечая, что ее дочь спит. – Как здорово, что ты здесь! Когда ты приехала?

Как ни удивительно, дочь отозвалась на ее деланую радость и шепнула во сне:

– Мама, я тебя ждала, где ты была?

– На работе, – выпалила Ирис. – Когда ты приехала? Почему ты не сказала мне, что ты дома?

Но Альма уже повернулась к ней своей узкой спиной в огромной футболке Микки. Ирис тихо опустила жалюзи и на цыпочках прокралась в комнату Омера, чтобы лечь спать в его постель. Только бы Микки не проснулся. Немыслимо предстать перед ним такой, с кожей, покрытой любовью, и с головой, в которой нет ни одной правдоподобной выдумки.

Что такое? Ведь он же объявил, что заночует у Йотама, – и вот теперь лежит в своей постели, слегка похрапывая, и на нее пышет жаром. Его присутствие было несомненно и отчетливо. Ирис выскользнула из комнаты и пошла в гостиную. Все постельные принадлежности хранились в спальне, входить в которую она ни за что не хотела, так что у нее не осталось иного выбора, кроме как вытянуться на диване в одежде и без одеяла. От ночной прохлады ее стало знобить. Может, стоит встать и взять два использованных полотенца, чтобы прикрыться ими, хотя они чуть влажные и прохладные: кто-то совсем недавно принимал душ. Дом посылал ей какие-то таинственные намеки, его обитатели неосознанно наказывали ее: ничего не сказав ей, изменили свои планы, сообщили ложную информацию, выставили на диван. Ирис дрожала под влажным полотенцем: почему Омер не пошел на день рождения? Из-за приезда Альмы? А дочь явилась по собственной инициативе или Микки снова вызвал ее, чтобы развеять страхи Ирис – и тем самым доказать собственную правоту? Может быть, он действительно прав, может быть, он действительно лучше знает Альму. Но какая неожиданная нежность была в этом: «Мама, я тебя ждала»!

Может быть, Шира действительно преувеличивает? Завтра надо будет поговорить с дочерью и разобраться, в чем дело. В конце концов, в таком возрасте все так быстро меняется. Может, завтра утром все утрясется, и – хихикнула Ирис под влажным полотенцем, как влюбленная девчонка, – можно будет продолжить путь по расстелившейся у нее под ногами дороге чудес, в мир, где года стираются, где можно идти вспять, среди цветущих островков времени, снова и снова шагая по душистой долине, между медвяными облаками в единственный день весны, когда еще не слишком жарко и уже не холодно.

Глава тринадцатая

Она встанет первой, примет душ и бодро и решительно войдет в спальню, чтобы одеться и сделать макияж. Когда она такая целеустремленная, то вызовет меньше подозрений, особенно пока он еще не совсем проснулся. Возможно, он даже забудет события прошлой ночи, ее долгое странное отсутствие под предлогом того, что она отправилась в Тель-Авив шпионить за Альмой – как раз когда Альма приехала в Иерусалим. Шпионская операция несомненно провалилась. Она быстро со всем справится и ускользнет из комнаты прежде, чем прозвонит будильник, поднимая Микки навстречу новому дню. Навстречу чему, собственно? Она так мало знала о его планах, об отношениях с начальством и с подчиненными, о его работе. О том, скольким женщинам он помогает в беде, возит напропалую по всяким-разным врачам, сколько шахматных партий ему удается урвать втихаря, с кем он разговаривает, и если заподозрит ее, то с кем поделится своими подозрениями? Особой потребности в общении Микки никогда не испытывал и с тех пор, как его друг детства уехал за границу, почти ни с кем не общался.

Ирис поспешно сделала бутерброд для Омера, заглянула в комнату Альмы. В комнате все еще было темно. Судя по всему, девочка продолжала крепко спать. Ничего, можно отправить ей сообщение, чтобы позвонила, когда проснется, можно даже отменить заседание ради встречи.

«Мама, я тебя ждала», – сказала она. Редко когда Ирис слышала от дочери такие слова. Может быть, Альма хотела поделиться с ней своими проблемами? Конечно, она выслушает ее с любовью, без осуждения и без критики, поддержит ее, скажет ей: «Мы все совершаем ошибки в начале пути, каждая ошибка – важный жизненный урок».

Вот Микки вышел на кухню, двигаясь, словно лунатик. К ее изумлению, по пути к чайнику он ей улыбнулся, ни о чем не спрашивая. Вернее, не то чтобы улыбнулся, скорее вежливо кивнул, словно при встрече около мусорного бака с одной из соседок. Ирис поспешно объявила:

– Мне нужно бежать. Ты разбудишь Омера, ладно? Бутерброд у него в сумке. Поговорим потом.

И юркнула в лифт, а оттуда в машину, покинув вертикально движущийся объект, вскочив в движущийся по горизонтали, – скорей, лишь бы не попасть в поле его зрения.

Хорошо, что она выехала пораньше, – хватит времени подготовиться к заседанию по поводу окончания учебного года с участием инспектора. В сущности, уже не так и рано. Вот уже показались