– Извините, товарищ командир, выронил. Там ничего не было видно. Тыкался, как слепой котенок, споткнулся и чуть не упал в механический. Счетчик выскользнул. Искал, искал – нигде не видать… – Он открепил от плеча пленочный дозиметр. – Сами посмотрите, товарищ командир.

– Сейчас же проявить… Ты все сделал отлично, Михаил, – произнес Грубозабойщиков. – А теперь ступай в столовую. Там почище.

Через пару минут пленочный дозиметр был проявлен. Взглянув на пленку, командир улыбнулся и облегченно присвистнул.

– Точно, утечки нет. Слава богу, иначе нам крышка.

Открылась и тотчас закрылась носовая дверь, и в центральный зашел еще кто-то, дверь за ним быстро захлопнулась. Кто это, Дроздов догадался, даже не успев рассмотреть вошедшего.

– Разрешите, товарищ командир, – произнес Рукавишников сугубо официальным тоном. – Я только что видел Меренкова, он сам не свой, и я решил, что салаг вроде него не следует посылать на проверку утечки радиоактивного пара…

– Как я понимаю, Рукавишников, вы вызываетесь следующим? – спросил Грубозабойщиков.

Груз напряжения и ответственности, тяжелым бременем лежащий у него на плечах, давал о себе знать, но майор заметил, что командир внешне оставался невозмутим.

– Не то чтобы вызываюсь… Но кому еще?

– БЧ-3 никогда не отличалась скромностью.

– Возьми кислородный аппарат для работы под водой, – предложил Тяжкороб. – От этих респираторов, похоже, никакого толку.

– Это костюмчик Меренкова? – Рукавишников ткнул пальцем в лежащий на полу комбинезон.

– Да. А что?

– Если бы там была утечка пара, то на нем были бы следы конденсата.

– Возможно. Но возможно и другое. Дым и копоть не дают пару сконденсироваться. А может, там такая жара, что влага успела испариться. Да мало ли что!.. Долго не задерживайся.

– Выясню обстановку и назад, – доверительно сообщил Рукавишников. – Теперь-то медаль я все-таки заработаю!

– Снять маску ты там не сможешь. Но если будешь давать вызов нам по телефону каждые четыре или пять минут, тогда мы будем знать, что с тобой все в порядке.

Грубозабойщиков кивнул. Рукавишников надел скафандр, кислородку и вышел. В третий раз за последнее время открывалась дверь, ведущая к машинному, и третий раз на центральный добавлялась новая порция черного, режущего глаза дыма. Дышать становилось все труднее, некоторые надели противогазы.

Зазвонил телефон. Тяжкороб взял трубку, коротко с кем-то переговорил.

– Это Карпенков, – кавторанг Карпенков командовал БЧ-2, боевой частью, ответственной за транспортные механизмы корабля, его пост обычно располагался в центральном, но оттуда ему пришлось перебраться в кормовой отсек. – Похоже, из-за дыма ему не удалось пробиться, и он вернулся в кормовой. Просит прислать противогазы для него и его людей: поодиночке в двигательный не попасть.

– Пошлите к нему кого-нибудь.

– Пожалуй, я сам схожу к ним.

Грубозабойщиков, с сомнением бросив взгляд на раненую руку Тяжкороба, заколебался.

– Сразу назад.

Минуту спустя Тяжкороб вышел из центрального. Через пять минут он вернулся и снял кислородный аппарат. Его побледневшее лицо было покрыто каплями пота.

– Горит в двигательном, – угрюмо заявил он. – Ни искр, ни пламени не видно. Но это еще ничего не значит: там такой дымище, что в двух шагах ничего не разглядишь.

– Рукавишникова видел? – спросил Грубозабойщиков.

– Нет. А он еще не звонил?

– Два раза, но… – Его прервал звонок. – Ага, значит, с ним пока все в порядке… Что с кормовым, Володь?

– Гораздо хуже, чем здесь. Больным плохо, особенно Бологову. Похоже, там набралось порядком дыма еще перед тем, как задраили дверь.

– Пусть включают систему очистки. Но только в лаборатории. Остальные пока потерпят.

Прошло пятнадцать минут. Трижды звонил телефон. Дыму прибавилось, дышать становилось все труднее. За это время на центральном собралась группа моряков, снаряженная для тушения пожара. В задней части поста снова открылась дверь, и еще одно облако дыма ворвалось внутрь.

Это был Рукавишников. Он потерял столько сил, что ему пришлось помогать снять дыхательный аппарат и комбинезон. По лицу ручьями струился пот. Костюм и волосы также были мокрые от пота, хоть выжимай. Однако на его лице сияла торжествующая улыбка.

– Утечки пара нет, это точно, – произнес он, с трудом переводя дух. – А пожар – внизу, в дизельном. Искры летят во все стороны, но пламя небольшое. Очаг пожара в правой турбине низкого давления. Горит изоляция.

– Ты заработал свою медаль, Анатолий, – заявил Грубозабойщиков, – даже если мне придется самому ее изготовить… – Он повернулся к аварийной группе. – Турбина по правому борту. Работать по четыре. Не больше пятнадцати минут. Лейтенант Ревунков, отправляйтесь с первой партией. Ножи, кувалды, молотки, углекислотные огнетушители… Обшивку сперва обработать, потом отдирать. Будьте осторожнее, из-под нее может вырваться пламя. Ну, насчет паропроводов предупреждать не стану… Все.

После того, как партия покинула центральный, майор обратился к Грубозабойщикову:

– Как долго это продлится? Десять минут, четверть часа?

Тот мрачно взглянул на майора.

– Самое малое три, а то и четыре часа. Это если повезет. Там такие джунгли, что сам черт ногу сломит. Вентили, трубы, конденсаторы, да еще километры паропроводов, к ним не прикоснуться. Там и в обычных-то условиях работать невозможно. Слой тепловой изоляции – сантиметров десять, установлен на веки вечные. Каждый сантиметр, какой они отдерут, придется обрабатывать порошком, иначе пропитанная маслом изоляция снова вспыхнет.

– Маслом?

– В том-то и беда, – объяснил Грубозабойщиков. – Без смазки никуда. В дизельном полным-полно всяких машин и масла тоже. А эта тепловая изоляция гигроскопична, впитывает масло, как губка.

– Но почему она загорелась?

– Самовозгорание. Лодка прошла уже свыше шестидесяти тысяч миль, так что изоляция очень сильно изношена и пропиталась маслом. Мы почти все время идем полным ходом, турбины, черт бы их побрал, перегрелись, вот и… Анатолий, от Карпенкова никаких известий?

– Никаких.

– Он там уже четверть часа.

– Пожалуй… Когда я уходил, он как раз начал надевать костюм, он и Череповский. Сейчас позвоню в кормовой… – Повесив трубку, Рукавишников нахмурился: – Из кормового докладывают, что они оба ушли двадцать минут назад. Разрешите выяснить, в чем дело, товарищ командир?

– Оставайтесь здесь. Я не хочу…

В эту минуту с грохотом распахнулась кормовая дверь, и оттуда, шатаясь, вывалились два человека. Один почти падал, а второй поддерживал его. Закрыв за собой дверь, оба сняли противогазы. В первом человеке Дроздов узнал матроса: он уже приходил с Ревунковым, а второй был Карпенков. Кавторанг находился в полубессознательном состоянии, но упорно боролся с полным помрачением рассудка.