В Москве, после того как политические переговоры не привели ни к каким результатам, идут сейчас военные переговоры с Англией и Францией. Трудно поверить, что Советский Союз вопреки очевидной своей выгоде встал бы на сторону Англии и сделался, как сама Англия, гарантом маниакальных устремлений Польши.

Конечно, старт немецко-советских переговоров был бы скверным, если бы, тем не менее, в результате военных переговоров в Москве мог бы возникнуть какой-нибудь военный союз против нас с участием Советского Союза.

Следовательно, речь идёт о вопросах, которые представляют для нас интерес уже на данном этапе наших обсуждений и от которых в конечном итоге зависят перспективы достижения взаимопонимания между Германией и Советским Союзом: во-первых, отношение Советского Союза к польскому вопросу, и во-вторых, цели, преследуемые Москвой в военных переговорах с Англией и Францией. Я снова могу заверить господина Астахова, как это делал по разным поводам, что в случае решения вопроса силой оружия интересы Германии в Польше ограничены. Они вовсе не должны сталкиваться с советскими интересами, но мы должны знать, каковы эти интересы.

Если мотивом, стоящим за переговорами, которые Москва ведёт с Англией, является боязнь быть преданным Германией в случае немецко-польского конфликта, то мы со своей стороны готовы дать гарантии, и они, конечно, будут иметь гораздо больше веса, чем поддержка Англии, которая никогда не сможет быть эффективной в Восточной Европе.

Астахов проявил живой интерес, но, естественно, у него не было никаких указаний из Москвы для обсуждения вопроса о Польше или о переговорах в Москве…

Шнурре».

Дядюшка Сильвестру сдержанно реагировал на новости авиакурсанта, услышанные в легионерском клубе. Сведения исходили в основном от Марчела либо его близких друзей. Во всяком случае, «шеф-электрик» был в курсе важных новостей. На этот раз речь шла о взрывах на каком-то крупном нефтехранилище, захваченном нацистами в Норвегии. Название города курсант не запомнил, хотя электрик его упомянул. Был такой «прокол». Переживал. Зато место взрыва на мукомольном комбинате запомнил. Это произошло в Осло. Внешне, разумеется, Юрий в присутствии Марчела разделял его негодование. Справлялся со своей двойной ролью.

Особенно возмутился, узнав от электрика о прогремевших двух мощнейших взрывах на погрузочном причале Бергена, где накопилось огромное количество различного сырья, предназначенного для авиационной промышленности Третьего рейха.

Рассказал об этом дядюшке, в ответ услышал:

– Важен сам факт, что электрик был расстроен антинацистской акцией. Какие ещё новости там в ходу?

– Пока только это, – развёл руками курсант.

– По всей вероятности, придётся вам там бывать почаще, – как бы между прочим произнёс дядюшка Сильвестру. И в заключение предупредил: – Ведите себя осторожно с этой публикой.

– Разумеется. Та ещё публика!

Не прошло и двух недель, как при очередной встрече Марчел хмуро рассказал Юрию о сообщении Берлинского радио со ссылкой на агентство ДНБ (Германское информационное бюро.) о том, что на загруженном в Норвегии немецком крупнотоннажном судне, в момент входа его в территориальные воды «фатерланда», вспыхнул пожар, который последовал из-за произошедшего взрыва. Корабль затонул.

– Но это ещё не всё, – грустно добавил Марчел. – Аналогичная судьба постигла и другое судно, загруженное в том же порту. Всё это свидетельствует о возобновлении ранее разгромленной службой безопасности Рейха крупной диверсионно-террористической организации. Вначале считали, что это дело рук англичан, но выяснилось, что оно субсидировалось Москвой…

Юрий сделал вид, что возмутился, воскликнул:

– И Германия будет сидеть сложа руки?! Не реагировать на такой бандитизм?

В подобных случаях авиакурсант старался казаться солидарным с Марчелом, иной раз даже быть «большим католиком, чем папа римский». Роль пока удавалась, и «электрик» видел в зачастившем в клуб госте верного сторонника легионерского движения, а заодно и фашизма.

Дядюшка Сильвестру в ответ на новости о затонувших судах сказал, что уже слышал об этом по радио. Перевёл разговор на успехи земляка в авиашколе и спросил, получает ли письма от матери…

– Но я не всё сказал, – интригующе заметил Юрий. – От «электрика» услышал, что немецкий посол в Москве имел беседу с господином Молотовым о возобновлении германо-советских торговых переговоров. И это ещё не всё! Молотов якобы воспользовался этим поводом для того, чтобы уяснить, насколько реально улучшение политических отношений между Германией и Советской Россией… Вот так, дядюшка Сильвестру. Ничего себе?!

– Любопытно…

При обнадёживающем обмене Берлина и Москвы телеграммами Сталин болезненно переживал малейшее отклонение от утверждённого им курса. Иногда он изменялся. Однако стержень неизменно оставался тот же: не отклоняться от занятой линии.

– Года через полтора – два время начнёт работать на нас, а значит, против наших недругов, – заявил Сталин на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). – Поэтому мы обязаны любыми путями использовать вырванную отсрочку. И будет преступлением игнорирование отпущенного нам времени, которого мы добились недешёвой ценой, чтобы защитить гораздо большие ценности. Какие это ценности? Это наша страна. Это наш народ. Это его благополучие и благосостояние. Во имя победы социалистического строительства. Во имя победы идей Маркса и Ленина.

О целях жёсткой политики, казавшейся со стороны неразумной и просто странной, вызывавшей недоумение сограждан и злорадство противников, Сталин ни с кем не делился, даже намёком. Включая соратников, единомышленников, приближённых. Остерегался утечки. Остерегался раскрыть заветную тайну, на которую возлагал серьёзную надежду. Страшился, как бы противник не разгадал его замыслы. Иногда он всё же был близок к разгадке. В эти дни приближённым генсека, не знавшим истинных причин, казалось, что его хватит удар. Он, конечно, принимал меры, которые со стороны выглядели загадочными, порой и неоправданными. По своему обыкновению, жертвовал многим ради достижения большего. Первое приносило людям страдания и горе, слёзы и могилы. Второе оставалось пока неведомым и потому ужасным.

По этому поводу ходило множество суждений и толков, но не осуждений. Если кто-либо втихаря на подобные разговоры всё же осмеливался, ему приходилось крепко расплачиваться за это. Нередко и жизнью.

Осуждать политику советского руководства могли лишь иностранцы. Им не надо было опасаться навлечь на себя неприятности. Хотя кое-кого они и коснулись. Основательно.

Такая тактика советского руководителя была его натурой, его характером. О закулисной возне англичан и проводимой немцами подготовке к возможному нападению на Советский Союз в Кремле порой делали вид, будто ничего не знают, ничего не замечают, ни о чём не догадываются. Хотя всем всё было видно и понятно. Лишь время от времени советская сторона делала осторожные демарши с целью не столько прояснить у немцев совершенно очевидную обстановку, сколько показать мировому сообществу агрессивность правителей Германии. И не только по отношению к СССР, но и к тем, кто не вникает в сущность конечной цели нацистов. Кстати, всем очевидной и понятной.