Шрифт:
Интервал:
Закладка:
а) С Кем Угодно может случиться Что Угодно;
и поэтому нужно по-скаутски
б) Быть Готовым.
Подумав эти думы, Эста Один обрадовался своей смышлености.
Крутя горячий пурпурный джем, Эста сделался Волшебником Мешалки с испорченным зачесом и неровными зубками, а потом он сделался Ведьмами из «Макбета».
Пламя, прядай, клокочи! Прей, банан! Котел, урчи![46]
Амму разрешила Эсте переписать рецепт бананового джема Маммачи в новую тетрадь для рецептов, черную с белым корешком.
Остро сознавая ответственность задачи, Эста употребил оба своих лучших почерка.
Джем банановый
(его старым лучшим почерком)
Размять спелые банананы. Залить водой до ровной поверхности и кипятить на очень сильном огне, пока плоды не станут мягкими.
Отжать сок через крупноячеистую марлю.
Взвесить равное количество сахара и держать наготове.
Кипятить сок, пока он не станет ярко-красным и примерно половина не выпарится.
Подготовить желатин (пектин).
Пропорция 1:5.
Например: 4 чайные ложки пектина на 20 чайных ложек сахара.
Эста всегда представлял себе Пектин младшим из троих братьев с молотками. Пектин, Гектин и Авденаго. Он воображал, как они под дождем, в густеющих сумерках строят деревянный корабль. Словно сыновья Ноя. Он ясно видел их внутренним взором. Они спешили изо всех сил. Стук молотков отдавался глухим эхом под нависающим предгрозовым небом. А чуть поодаль, в джунглях, подсвеченные зловещим предгрозовым светом, выстроились парами животные:
Он-она.
Он-она.
Он-она.
Он-она.
А близнецам вход воспрещен.
Остаток рецепта был написан новым лучшим почерком Эсты. Угловатым, остреньким. С наклоном назад, словно буквам не хотелось соединяться в слова, а словам не хотелось составлять фразы:
Добавить пектин к концентрированному соку.
Кипятить в течении нескольких (5) минут на сильном равномерном огне.
Всыпать сахар. Кипятить до начала загустевания.
Медленно охладить.
Надеюс вам понравится этот рецепт.
Помимо ошибок в правописании, последняя строчка – Надеюс вам понравится этот рецепт – была единственным личным вкладом Эсты в первоначальный текст.
Постепенно, пока Эста мешал, банановый джем густел и остывал – и вдруг от его бежевых остроносых туфель сама собой поднялась Дума Номер Три.
Дума Номер Три была такая:
в) Лодка.
Лодка, чтобы переправиться через реку. На Аккара – на Тот Берег. Лодка, чтобы перевезти Провизию. Спички. Одежду. Кастрюли и сковородки. Все нужное, чего не переправишь просто так, вплавь.
Пушок на руках у Эсты встал дыбом. Помешивание джема превратилось в лодочную греблю. Круг за кругом превратился во вперед-назад. Через клейкую алую реку. Фабрика наполнилась песней онамских лодочных гонок:[47]Тай-тай-така-тай-тай-томе!
Энда да корангача, чанди итра тенджаду?
(Эй, Обезьян, чего приуныл, чего такой красный зад?)
Пандиилъ тооран пояпполь нераккамуттири неранги няан.
(Я по Мадрасским сортирам ходил и жизни теперь не рад.)
Поверх не слишком учтивых вопросов и ответов лодочной песни в фабричное помещение влетел голос Рахели:
– Эста! Эста! Эста!
Эста не отвечал. Он шепотом вмешивал в густой джем припев лодочной песни:
Тейоме
Титоме
Тарака
Титоме
Тем
Сетчатая дверь скрипнула, и вместе с солнцем внутрь заглянула Фея Аэропорта с зачатками рогов и в пластмассовых солнечных очочках с желтой оправой. Фабрика была окрашена в Злой цвет. Соленые лаймы были красны. Молодые манго были красны. Шкаф с наклейками был красен. Узкий пыльный луч, которого Уза не любила, был красен.
Сетчатая дверь закрылась.
Рахель стояла в пустом фабричном помещении со своим Фонтанчиком, стянутым «токийской любовью». До нее доносился голос монашенки, поющей лодочную песню. Чистое сопрано, плывущее над уксусными парами и чанами для солений.
Она увидела Эсту, склонившегося над алым варевом в черном котле.
– Чего тебе? – спросил Эста, не поднимая головы.
– Ничего, – сказала Рахель.
– Тогда зачем пришла?
Рахель ничего не ответила. Наступила короткая, враждебная тишина.
– Почему ты гребешь джем? – спросила Рахель.
– Индия – Свободная Страна, – ответил Эста. С этим не поспоришь.
Индия – Свободная Страна. Хочешь – делай соль.[48]Хочешь – греби джем.
В любую минуту в сетчатую дверь может войти Апельсиново-Лимонный Газировщик.
Запросто.
И Амму угостит его ананасовым соком. Со льдом.
Рахель села на бортик цементного чана (оборки пенистых, подшитых клеенкой кружев нежно окунулись в манговый рассол) и стала примерять резиновые напальчники. Три большие мухи яростно атаковали сетчатые двери, желая попасть внутрь. Сипуха Уза смотрела на пахнущую соленьями тишину, которая растекалась между близнецами, как синяк.
Пальцы у Рахели были: Желтый, Зеленый, Синий, Красный, Желтый.
Эста мешал джем.
Рахель встала, чтобы идти. Ей был положен Мертвый Час.
– Ты куда собралась?
– Так, кой-куда.
Рахель сняла новые пальцы и вернула себе свои старые, пальчного цвета. Не желтые, не зеленые, не синие, не красные. Не желтые.
– А я собираюсь на Аккара, – сказал Эста. Не поднимая головы. – В Исторический Дом.
Рахель остановилась и повернулась к нему, и на сердце у нее блеклая ночная бабочка с необычно густыми спинными волосками повела хищными крылышками.
Медленно расправила.