Федотов огорченно покачал головой. Кавалерийским наскоком выбить допрашиваемого из колеи не получилось. Ноу-хау в общении с лифтером не сработало в очередной раз. Следователь не терял надежды найти хоть какую-нибудь зацепку. Пусть косвенную, но указывающую на причастность Олега к преступлению. Потом вспомнил про алиби. Оно оказалось у Шаржукова железным и стопроцентным. В журналах спуска под землю фамилия лифтера отсутствовала. Нелегальные посещения городских катакомб просто так к делу не пришьешь.

На прощание следователь почти по-дружески посоветовал лифтеру:

– Иди, только смотри не наломай дров. Это я тебе как опытный лесоруб говорю.

– Ага, лес рубят, аж кора летит, – неинтеллигентно попрощался Шаржуков, поднимаясь со стула, и вышел из комнаты. Олегу не ответили на его приветствие в начале беседы, а к таким вещам он всегда относился трепетно и спуску давать не собирался. – Плавали, знаем.

– Лес рубят, щепки летят, – Федотов сказал это уже закрывшейся двери, – а мы стоим на страже… бдим, так сказать.

Судьба сводила старшего инспектора из отдела дознания с лифтером лицом к лицу не в первый раз. Следователю особенно не хотелось вспоминать об их первой встрече.

Это было несколько лет назад, он пытался прищучить Шаржукова и его приятеля Бормотова за нелегальную торговлю раковинами, но ничего, кроме зря потраченного времени и полного разочарования, не вышло. Сначала все шло как по маслу. Каэсэсовцы пришли на встречу с подставным покупателем. Партитура, любовно написанная следователем, начала разыгрываться акт за актом. Тогда Олег и Алексей были еще зелеными салагами, в самом начале своей карьеры. Это сейчас они так заматерели. Но, что ни говори, а уже тогда чутье у каэсэсовцев было звериное. В тот раз, почуяв неладное, приятели избежали ловушки, скрывшись в вентиляционной шахте. Искать беглецов под землей было бессмысленно и небезопасно. Городские катакомбы – это их вотчина. Здесь они чувствовали себя как рыбы в воде. Видеосъемка зафиксировала две фигуры в форменных комбинезонах с накинутыми на голову капюшонами. Лица закрывали темные защитные щитки. При увеличении поставленная на стоп-кадр запись показала, что идентифицированные нашивки на груди заклеены обычным медицинским пластырем для мозолей. Пришли из уличного подземного перехода и канули под землю. Кстати сказать, место встречи с покупателем они определили сами. Не нравятся условия, сделки не будет. Тогда на это полицейские не обратили внимания, а зря. Аванс, гаденыши, взяли немаленький. Заметьте, казенных денег. Стоя у распахнутой настежь решетчатой дверцы шахты, за которой темнела многометровая глубина вертикального провала, следователь, а тогда еще младший инспектор, до боли сжал кулаки. В голове пульсировала одна мысль: «Развели, как неопытного стажера. Поди попробуй найди их в запутанном лабиринте тоннелей. Затаились в темноте и хихикают над ними, втихаря потешаясь. Чтоб им провалиться!»

Профессиональная гордость была уязвлена. Младшего инспектора Федотова душила детская обида. Горечь поражения выплеснулась громким ругательством. Эхо, живущее в широкой трубе шахты, весело отозвалось, и из черной овальной дыры донеслось: «Ля! Ля-а!.. Ля-а-а!..» Плюнув от избытка чувств в темноту, горе-сыщик отправился в отдел писать отчет и готовиться к ежемесячным вычетам из зарплаты. О летнем отпуске на берегу ласкового моря можно было забыть…

В наказание за бездарный провал операции младшего инспектора перевели с оперативной работы в спецотдел. Не хватает сноровки ловить каэсэсовцев, займись профилактикой в среде потенциальных правонарушителей.

На следующий день десяток свидетелей обеспечили Олегу и Алексею непоколебимое алиби. Каэсэсовцы в один голос подтвердили, что они в этот день и как раз в это время обедали в служебной столовой. Сотрудники Службы были из разных отделов, но круговую поруку никто не собирался нарушать. Каэсэсовское братство стояло выше закона и, тем более, – службы собственной безопасности. Сделать подлянку синим мундирам считалось хорошим тоном в среде каэсэсовцев…

Вторым в кабинет следователя вошел Бормотов. Алеша справедливо опасался, что его попытаются использовать не по назначению, а в качестве громоотвода или козла отпущения за то, что тоже был не в ладах с Плевком и хуже того – дружил с Олегом.

Но ни тем, ни другим лифтер становиться категорически не желал. Он привычно сделал оловянные глаза и начал играть роль услужливого болвана, готового во всем сотрудничать со следствием. Любой вопрос он переспрашивал одной и той же фразой: «В смысле?» В лучшем случае отвечал невпопад: «да» или «нет». Посторонний человек справедливо решил бы, что ай-кью у Бормотова ниже железного табурета, привинченного к полу, на котором тот сидел. Но бывший младший, а теперь старший инспектор справедливо не считал себя посторонним. Он уже имел печальный опыт общения с каэсэсовцем.

– Что за чушь вы несете? – тоскливо вопрошал старший инспектор.

– В смысле? – пучил глаза Алексей. Для разнообразия он периодически сводил их к переносице.

– Отвечайте на конкретно поставленный вопрос.

– Да, да, нет, да, – четко отбарабанил Бормотов с мудрой улыбкой имбецила на лице.

Иногда он замолкал, закатывая глаза к потолку, чтобы потом разродиться очередным: «В смысле?» Менялась лишь интонация и тембр голоса, но никакой ясности это не прибавляло.

Старшему инспектору по службе было положено хранить спокойствие. Но уже через полчаса хваленая выдержка профессионала дала трещину. Федотов жахнул рукой по столешнице. С сухим треском сломалась ручка, зажатая в кулаке. Вторая за сегодняшний день.

Следователь больше не шипел, он сорвался, заорав на Бормотова, который преданно улыбался ему в лицо: «Хватит тупить! Пошел вон отсюда!» – и повелительным жестом указал на дверь.

Лицо Алексея приобрело нормальное выражение. Он на глазах превращался в дееспособного человека. Лифтер ужом выскользнул в коридор, не забыв мстительно хлопнуть дверью. Последнее слово осталось за ним.

Следователь достал из стола очередную ручку и пробурчал вслед Алексею: «Надо бы с вами пожестче разбираться. Пожестче!» В последнее время у него стало входить в привычку разговаривать с закрытой дверью.

Как будто специально, но события в жизни Олега, выпавшие на его долю в октябре, явно не радовали. Загадочная и непонятная смерть Плевка, последующие беседы в спецотделе. К чести следователя, вешать на Шаржукова всех собак он не собирался, а круг недоброжелателей у Плевка был слишком широк. При жизни тот мало с кем ладил и даже после своей кончины сумел многим испортить настроение. Безопасники долго и нудно мотали нервы не только двум лифтерам, но и другим каэсэсовцам похожими вопросами: «Что делали?», «Где были в тот день?», «Как относились к безвременно почившему?» Шаржуков в разговорах лишь пожимал плечами и отвечал односложно, стараясь не ляпнуть чего-нибудь лишнего. Загвоздка у дознавателей заключалась еще в одном. Точное время кончины Плевка установить было трудно. На труп наткнулись, когда он пролежал в одном из многочисленных закоулков много дней. Требовать поминутного алиби в течение недели у каэсэсовцев, бывших с покойным в плохих отношениях, было делом бессмысленным и муторным. Обе стороны, следователи и допрашиваемые, это прекрасно понимали.