Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А бухие преследователи уже будут не в том состоянии ума, чтобы думать о наблюдении – правильно поняла меня рыжая – Они начнут трахать там, где поймали и повалили. Ублюдки.
– Начинай поиск.
– Секс… мы ищем гребанный секс во всех его красивых природных и отвратных гоблинских проявлениях…
– Порно? – заинтересованно сунулся в зал Рэк – Могу помочь…
– Делом займись! – рыкнул я и крайне огорченный орк утопал.
– А причем здесь шмотки? – уточнила погрузившаяся в работу Джоранн – Которые разбросанные вокруг сношающихся тел.
– По одежде и наличию оружия есть шанс понять кто есть кто. Чья волосатая не подтёртая жопа дергается в фокусе камеры? В чьи недра мы заглядываем с неудобного ракурса? Крестьянин? Бандит?
– В насколько уродливом мире мы живем, если система наблюдения отказывается искать преступления, но при этом радостно готова подогнать нам сцены влажного траха во всех его видах и фантазиях?
– Ищи секс, Джоранн. И найди его побольше. Как зацепимся за что-то интересное – сузим область.
– Ищу…
– Дерьмо!
– Сегодня ты в ударе – фыркнула рыжая – Что?
– Знаешь, что мне сказал оператор черного экза, перед тем как я отрубил ему вторую руку?
– Что?
– Он сказал – да похер.
– Мужик. Хотя руку могут и пришить.
– А потом он добавил с легкой такой небрежной грустью, глядя на опускающийся дрон системы – вот сука я и отжил свое.
– Ну… что-то ядовитое вшито в тело. Азбука.
– Азбука – согласился я – Он умер на моих глазах еще до того, как перед ним открылись стальные створки медблока.
– Его выбор – дернула плечом Джоранн – Если тебе скучно, лид – закинься чем-нибудь и не мешай.
Открыв было рот, я секунду подумал, закрыл пасть обратно и поудобней устроился в кресле. Я гоблин понятливый. Могу и помолчать.
Секс.
Желание секса.
Жажда траха.
Похоть, что многократно усилена наркотой, бухлом. Похоть, что распаляется многократно, когда на налитые кровью глаза попадается симпотная принарядившаяся бабенка с пугливой, но милой улыбкой.
Именно в таких случаях, позднее, на следующее утро, состоявшийся насильник, очухавшись, пытается оправдать себя только одним – да она сама виновата! Оделась как шлюха! Накрасилась как проститутка! И она мне улыбнулась! Это же был сука намек – трахни меня! И я трахнул! А чего она хотела, выставляя напоказ сиськи и жопу! Сама виновата! Она мне улыбнулась мимоходом, спеша к ждущим дома детишкам – а я догнал и трахнул силой.
Прямо настоящая песня, где главный герой ни в чем не виноват.
Именно такую историю про простую крестьянскую девку и залетного улыбчивого молодца рассказал мне хлюпающий разбитым носом староста небольшой деревушки, куда мы прибыли малым составом. Багги доставила нас сюда за семь часов стремительной и порой тряской дороги. Сначала она перла нас по Тропе, затем по узкой дороге, следом по еще более узким дорожкам и тропкам, продираясь через ломкий кустарник и распугивая всякую живность.
И вот мы здесь вместе с рассветом – в аккуратной небольшой деревушке Вентира, заселенной не менее аккуратными улыбчивыми жителями.
И вот я, толком не выспавшийся, стою рядом со старостой, что старательно и неумело пытается напихать мне в мозги дерьма. Я улыбаюсь, я слушаю, а староста, думая, что источаемое им словесное дерьмо меня хоть в чем-то убедило, продолжает рассказывать сказки о том, как шел мимо никому неизвестный негодник, что засмотрелся на небесные красоты, споткнулся и упал членом на отдыхающую на обочине здешнюю девушку. Все случилось не совсем по обоюдному желанию, но что уж поделать. Надо забыть и жить дальше, каждый день благодаря судьбу за тихое ласковое счастье…
К концу его речи я начал потихоньку смещаться в сторону бревенчатого сарая и, едва мы оказались за потемневшим углом, я врезал старосте поддых как только он сказал слово «счастье». Следом добавил несколько ударов ногами, стараясь переломать ребра. Каждый имеет право быть трусом. Это его выбор как личности. Но этот выбор у тебя исчезает, как только ты становишься лидером – с этих пор быть трусом ты права не имеешь. А староста Вентиры был гребаным жалким трусом, что предпочел закрыть глаза на жестокое изнасилование молоденькой совсем девушки. А следом он оказался настолько глуп, чтобы врать мне.
Когда получивший удар ботинком в лицо староста отключился, воткнув переломанный нос в землю, я повернулся к Рэку, что подвел ко мне трясущуюся жертву изнасилования с почернелым от побоев и горя лицом. Первое что она мне сказала, с трудом двигая распухшими губами:
– Муж сказал, что я теперь грязная – ведь во мне побывал чужой член.
– Твое лицо…
– Муж сказал, что я ему противна… Бил меня. А его лучший друг подтвердил это… и тоже меня ударил. Сказал, что я хотела, чтобы меня трахнули – иначе бы этого не случилось.
– Рэк. Навести ее мужа и его лучшего друга. Передай мужу, что у них состоялся развод. И сделай так, чтобы оба этих веселых парня оказались грязными.
– Пусть смачно отсосут друг у дружки?
– Прояви больше фантазии.
– Ох уж эти деревенские извращенцы.
– И старосту прихвати с собой. Пусть он тоже потешит свой язык и жопу.
– Сделаем! Тигр! Поможешь?
– И с радостью…
Когда бойцы уволокли стонущего старосту, я повернулся к опустившейся в траву девушке и спросил:
– Чего ты хочешь?
– Убить ублюдка… убить того, кто сделал это со мной…
– А мужа?
– Я любила его… еще вчера я любила его всей душой…
– И?
– Я не хочу здесь оставаться.
– Чего ты хочешь?
– Отомстить!
Я растянул губы в широкой усмешке:
– Легко. Ты знаешь откуда явился в вашу деревню тот явно знающий окрестности ублюдок?
– Возьмите меня с собой. И я расскажу все что знаю.
– Поехали – кивнул я.
– Хочу нож. Острый длинный нож.
– Легко.
– Если получится… тот ублюдок…
– Он будет твоим – кивнул я.
– Поехали – девка с почернелым лицом поднялась и без страха шагнула к замершей у околицы багги, полной вооруженных до зубов чужаков, за чьими спинами виднелась платформа с прикрытым брезентом экзом.
Ей помогли усесться на одно из сидений, прилепили к шее одну из обычнейших дешевых аптечек. Получив дозу лекарств и успокоительного, девушка заговорила. Я внимательно слушал, не обращая внимания на едва слышные стоны, хрипы и оханья доносящиеся из нарядного домика неподалеку.