– Так почему же он тогда ни тебе, ни мне никогда не рассказывал об этой женщине? Если она была просто знакомой или деловым партнером, Петер как-нибудь упомянул бы о ней. Но он полностью скрыл ее от всех. И это приводит меня лишь к одному заключению.

– Почему же тогда в итоге оба они убиты?

– Может быть, в ее жизни был еще один мужчина… Я знаю, что она была вдовой, но все равно в ее окружении мог быть мужчина, который возлагал на нее надежды. И который сорвался, узнав о ее связи с Петером. Он убил сначала ее, а потом – его. Из ревности, из мести, из оскорбленных чувств. Такие мотивы для убийства встречаются очень часто.

– Все это звучит слишком уж преувеличенно.

– Все, что произошло со мной в последние дни, звучит слишком преувеличенно. Моя жизнь полностью сошла с рельсов. Ничего не осталось таким, каким было прежде.

– К этому почти каждый когда-нибудь приходит. К такой ужасной ситуации, когда уже ничто не остается прочным. Когда нет уже ничего определенного, ничего, за что можно было бы держаться.

– Я знаю. Тебе пришлось уже такое пережить.

– А ты переживаешь это сейчас. Ты сбита с толку, ты в растерянности, ты в отчаянии. Но важно когда-нибудь позже снова пойти навстречу жизни. Взглянуть на нее без предвзятости. Без горечи и боли. Тогда люди толпами потянутся к тебе. Ты найдешь новый путь. Ты найдешь в себе силы пойти по этому пути.

– Это твой собственный опыт?

– Еще нет. Но тем не менее я твердо верю в это. La vie continue[3]. Просто так оно и есть.

– Уже поздно. Я даже не заметила, как пролетело время.

– Десять часов.

– Я страшно устала. Хорошо, что ты был здесь. Спасибо, что приготовил для меня поесть.

– Я сделал это с удовольствием. Я… я тоже чувствую себя в какой-то мере виноватым в том, что причинил тебе Петер. Я действительно хочу тебе помочь. Пожалуйста, позвони мне, когда я буду тебе нужен. Чтобы поговорить, или прогуляться, или неважно для чего. Хорошо?

– С удовольствием. Спасибо, Кристофер.

– Спокойной ночи, Лаура.

1

Надин Жоли надеялась, что Катрин окажется дома и впустит ее. Она стояла перед убогим домом на мрачной улочке и уже дважды нажимала на кнопку звонка рядом с именной табличкой Катрин Мишо. Надин уже так много лет не была здесь, что даже сразу не сориентировалась, когда искала этот дом. Она припарковала свою машину в порту, а затем отправилась в глубь старого города, в лабиринт темных улочек, настолько похожих друг на друга, что их легко было перепутать. Бедность в районе Ла-Сьота ощущалась физически. Жить в одном из этих домов было, вероятно, хуже, чем в той хижине, которую Мария по непонятным причинам не хотела покидать уже больше тридцати лет. Надин заметила, что это был один из редких моментов, когда она ощутила искорку жалости к Катрин и даже смогла понять где-то в уголке своего сердца, почему та была так сильно привязана к своему кузену и так не хотела его отпускать. Анри был для нее спасением во всех отношениях. От одиночества, от унылого жилья в отвратительном месте, от того, что тебя никто не встречает, когда ты возвращаешься домой. Надин была уверена, что ее муж не выбрал бы свою кузину в супруги даже в том случае, если б она не пересекла его путь – тогда мадам Жоли стала бы какая-нибудь другая женщина. Но для Катрин именно она, Надин, была тем человеком, который разрушил ее жизнь.

«Насколько же она должна меня ненавидеть!» – с беспокойством подумала женщина.

Найдя наконец нужный дом, она встала как можно ближе к двери, чтобы ее не было видно из верхних окон. Катрин наверняка не откроет, если увидит, кто к ней пришел.

– Давай, – тихо пробормотала Надин, – окажись дома!

День выдался опять необычайно красивым, очень ясным, очень теплым и залитым солнцем, но на эту улицу не проникало ни одного лучика. На черепице крыши противоположного дома отражалось одно солнечное пятно, единственное на всю округу.

Надин уже хотела было уйти, как вдруг зажужжал дверной замок, открылась дверь, и она смогла попасть в темный подъезд. Внутри почти ничего не было видно; женщина споткнулась о ведущие вверх ступеньки и едва не упала. Наверху стояла Катрин, которая тут же отпрянула назад.

– Ты… – протяжно произнесла она.

– Можно мне войти? – спросила Жоли.

Мишо повременила, но, видимо, не хотела показаться слишком неприветливой даже со своей соперницей. Она нехотя кивнула:

– Проходи.

В комнате горел свет, и Надин тут же поняла, почему Катрин так долго не открывала дверь: перед этим она быстренько нанесла макияж на свое больное лицо. По размазанной и не до конца растертой краске по краям лица и вокруг носа можно было понять, в какой спешке она это делала.

«Она что, думала, к ней любовник идет? – язвительно фыркнула про себя Надин. – Уж ради меня ей точно не нужно было стараться!»

– Это второй раз, что ты пришла сюда, – сказала Катрин. – Первый раз это было… это было…

– Это было сразу после нашей свадьбы, – подсказала Жоли, – когда Анри посчитал, что обязательно должен нас подружить.

Он тогда сладкоречиво ее убеждал. Что он просто обязан навестить Катрин и что жена обязана присутствовать при этом. «Надин, попытайся хоть немного ее полюбить. Это бедная, обделенная женщина. Это ведь не слишком сложно!»

И она действительно по-идиотски позволила себя уговорить. Тот вечер оказался отвратительным – не только для Надин, но совершенно точно и для Катрин, которая сжала губы и помчалась в туалет, когда жена Анри разок взяла его за руку. Надин предположила, что ее там вырвало. Позже она спросила мужа, действительно ли он думает, что таким образом окажет кому-либо услугу. «Я думал, что мы сможем таким образом найти путь к разумному общению друг с другом. Сможем нормально друг с другом обходиться», – ответил он. «Забудь это!» – велела тогда Надин…

– Да, – проговорила Катрин, – ему этого хотелось. Чтобы мы стали подругами и у нас наступили веселые вечера втроем. Своего рода семья!

– Мы все счастливы вокруг его печи для пиццы, – сказала Жоли, и из ее уст слова «печь для пиццы» прозвучали таким тоном, каким произносят «компостная яма».

– Анри страстно одержим гармонией, – заметила Катрин. – Всегда был таким. Но, к сожалению, он становится уязвимым для людей, которые более агрессивны и воинственно настроены, чем он. – Она неуверенно и торопливо провела ладонью по своему лицу. Возможно, ей самой было ясно, что размазанная косметика на нем выглядела неприглядно. – Ты не хочешь… Может быть, мы присядем в гостиной?

В гостиной у нее стояла старинная красивая мебель, которая не совсем вязалась с этой мрачной атмосферой. Надин предположила, что Мишо, возможно, унаследовала ее от той тетушки, смерть которой оказалась для Анри и для нее самой такой знаменательной. Здесь тоже горела электрическая лампа, поскольку через окна сюда попадало слишком мало света.