− Эми, красивое имя. Чем она занимается? Домом? Ведёт ваше хозяйство?

− Да, сеньор. И немного работает − помогает в типографии.

− Она старше тебя?

− Нет, мы погодки. Младше.

− А у тебя уже есть девушка? — спросил сеньор де Агилар, держа над горелкой пробирку и покачивая её содержимое для равномерного нагрева.

− Э-м-м, нет, сеньор. Пока нет.

Эмбер сцепила пальцы, лихорадочно думая, как бы отвлечь хозяина дома от такого количества личных вопросов. И внезапно, сама не зная почему, спросила:

− А вы, сеньор? Вы женаты?

Видимо, вопрос был задан удачно, потому что сеньор де Агилар криво усмехнулся и, помолчав мгновенье, будто взвешивая, что ответить, произнёс:

− Можно сказать, что я застрял между двумя женитьбами.

− Как это? — спросила Эмбер заинтересованно.

Она почувствовала, что он готов говорить об этом. Выражение его лица, интонация, даже поза — это Эмбер умела считывать прекрасно.

− Мой первый брак оказался провальным.

− Почему? Разве не любая девушка была бы просто счастлива вас осчастливить, − Эмбер потупила взгляд, будто смутилась, и тут же извинилась, − простите за каламбур.

− Хороший каламбур, − улыбнулся сеньор де Агилар. — Но, ты и прав, и не прав. Любая, в смысле, обычная девушка. А я встретил не совсем обычную. Я был молод и идеалистичен. И она мне показалась идеальной: красивой, милой, доброй, скромной. Из хорошей семьи… Можно было догадаться, что так не бывает. Но, как говорят: источник нашей мудрости − наш опыт, а источник нашего опыта − наша глупость. В итоге всё оказалось предсказуемо: она была аферисткой. Обычной охотницей за богатством, выяснившей у кого-то, что я сын гранда, Алехандро де Агилара. Она думала, что я богатый наследник, который инкогнито учится во Фружене, потому что я, и правда, поначалу скрывал, кто я такой. А она мечтала быть женой гранда. Ну, или обчистить меня на пару со своим дружком, уж точно не знаю. Одно из двух. Хотя уверен, ей очень хотелось быть грандессой. А я был ослеплён её красотой, а ещё — родством душ. Она понимала меня с полуслова, угадывала мои желания… Теперь-то я знаю, что родства душ не бывает. Мы поженились тайно, она так хотела. А потом, когда она выяснила, что я совсем не так богат, а точнее, совсем не богат, она была в настоящей ярости и, в конце концов, бросила меня, сбежав к очередной жертве её чар. Я был раздавлен этим предательством, Эмерт. Знаешь, что я ненавижу больше всего? — он посмотрел на Эмбер в упор. − Ложь. Когда мне врут близкие люди. Когда меня обманывают те, кому я доверяю. Никогда такого не прощаю. Это самое худшее в людях. Ты же понимаешь, о чём я? Уверен, ты понимаешь. Беженцы проходят через предательство близких, ведь так?

Его взгляд прожигал насквозь, не давая оторваться, будто он видел в её глазах что-то такое, что было ему понятно.

Предательство близких… О, да, она прошла через это. Только кто оказался предателем? Кто привёл тех людей в их дом? Кто рассказал о том, что прячет отец и над чем работает? Их управляющий? Кузен? Или дядя? Кто из них догадался и донёс о том, что она эйфайра? Деньги их семьи исчезли, и это дело рук кого-то из тех, кто был близок с её отцом. И всё, что осталось от их семьи сейчас, только брошенный всеми особняк…

Эмбер судорожно сглотнула и кивнула, выражая понимание, и ей казалось, что под ней сейчас треснет паркет, и она провалится сквозь два этажа этого дома прямо в подпол. Она ноздрями ощутила, как между ней и сеньором де Агиларом воздух наполняется грозовой тревогой, как невидимые жгуты натягиваются между ними, соединяя пальцы рук и заставляя чувствовать ладонями волнение и ток крови.

− Да, сеньор. Я понимаю, о чём вы.

«Знаешь, что я ненавижу больше всего? Когда мне врут близкие люди».

Это прозвучало, как выстрел, как пророчество, как предчувствие какой-то далёкой пока трагедии. И Эмбер на мгновенье представила, что будет, когда сеньор де Агилар узнает, кем она была на самом деле. С кем он тут вёл задушевные беседы. Голова закружилась, и даже комната поплыла перед глазами…

Не нужно этого. Не нужно этих разговоров. Не нужно сближаться…

Хотя обычно она делала наоборот — сближалась с жертвой, но в тех случаях она отбрасывала эмоции, старалась не вовлекаться в чужую судьбу. И мантры шамана Монгво, и годы тренировок помогали. А вот сейчас не помогало ничего. Она нее могла заставить себя погасить воображение, которое тут же нарисовало ей картину возникшего предательства.

— И как же вы поступили с ней, сеньор? — тихо спросила Эмбер, снова вонзая ногти в ладонь и всеми силами пытаясь стряхнуть наваждение и разорвать эти невидимые нити. — Надеюсь, вы её не убили?

− Убил? Нет. Но мне понадобился год, чтобы излечиться от романтических иллюзий. Потом я разыскал свою жену и подал на развод. Это было нелегко и довольно скандально, но я хотел свободы любой ценой. Конечно, мне понадобилось какое-то время, чтобы собрать осколки своего сердца и понять, что женщин нужно рассматривать сквозь специальное стекло, − он усмехнулся. − Склеенное сердце, оно не болит, но, наверное, не может больше любить. Потом я встретил другую девушку. Скромную, добродетельную, набожную, из простой семьи, которой не нужен сын гранда. И я сделал ей предложение. Помолвка была в прошлом месяце. А теперь, какая ирония, − он снова усмехнулся, − я стал внезапным наследником всего этого. А она не из тех, кто хочет вращаться в высшем свете. Но, когда закончится всё это безумие, мне, видимо, придётся привезти её сюда.

− Вы её не любите? — спросила Эмбер, сама не зная, зачем.

− Мужчине это не обязательно, Эмерт. Мужчине достаточно просто желать. Крепкому браку любовь скорее помеха. А тебе могу посоветовать только одно — не верь женщинам. Все они лгут. В той или иной степени.

Раздался треск, и перегретая пробирка лопнула.

− Проклятье! Вот я болван! — воскликнул сеньор де Агилар, отбрасывая остатки пробирки в таз.

− Простите, сеньор! Это я виноват, отвлёк вас разговорами! — Эмбер бросилась к горелке и потушила её.

− Да ничего ты не виноват, это я сам разболтался. Даже не знаю, с чего вдруг в голову полезли все эти воспоминания! Как видишь, стоит упомянуть женщину, и вуаля! − ответил он, сгребая в кювету щипцами крупные