– Вы со мной? Валу? Франк?

Ответом ее не удостоили. Ладно, придется все делать самой. Ничего страшного, зато цель достигнута. «Нормальная» жизнь продолжается.

Сумка с продуктами весила тонну и оттягивала руку, но Клотильда гордилась своими находками – перчиками и оливковым маслом для яичницы с помидорами и луком, говяжьими ребрышками, замаринованными для стуфато, манго и ананасами для фруктового салата. Она попросит Франка разжечь барбекюшницу – пусть каждый до конца сыграет свою роль в пьесе солнечного театра под названием «Семья Барон на каникулах». Клотильда стояла в очереди к кассе интермаркета «Кальви» (80 % оборота магазин делал за два летних месяца, чем и объяснялся столь длинный хвост) и набрасывала на обороте продуктового списка перечень вопросов. Без ответов.

Кто написал письмо с буквой П. в конце?

Кто украл бумажник?

Кто в Арканю дал псу имя Паша́?

Кто вчера накрыл стол к завтраку?

Кто научил Орсю так мыть пол?

Кто ослабил гайки, вывел из строя рулевое управление?

Кто повредил карабин на страховке Валентины?

Кто тот призрак, которого видел Наталь в Пунта Росса 23 августа 1989 года в 21:02?

Одному человеку такое не под силу. Это не может быть ее мать.

Но ответ как минимум на половину вопросов: это может быть только ее мать…

Франк безусловно прав: хочешь быть счастливой – читай списки покупок, сконцентрируйся на перечислении мелких ингредиентов и забудь о вопросах.

Читать только лицевую сторону жизни.

При случае – положить в продуктовую корзину любовника.

Взвесив возможные последствия своих решений. Клотильда не устояла перед небольшим отклонением от благоразумия. На обратном пути она сделала крюк в тридцать метров и выбрала аллею С, чтобы пройти мимо кемпера А31 и узнать у Якоба Шрайбера, удалось ему скачать с пресловутого облака фотографии лета 89-го или нет.

Рассматривать она их не будет, только спросит.

Никого.

– Якоб?

Может, старик глуховат? Или слушает свое дурацкое радио? Семьдесят второй вопрос, приз – полет на Луну и обратно.

– Якоб?

Не похоже на немца, он аккуратист и вряд ли мог уйти, не заперев свой дом. Но спрятаться на двадцати восьми квадратных метрах было негде. Странно… Входить Клотильда не стала. Если герр Шрайбер с шарами для петанка под мышкой и фотоаппаратом на шее застукает ее, ему вряд ли понравится, что гостья не спросила разрешения. Тем более если он потратил вечер, чтобы оказать ей услугу.

«Вали отсюда, дурында, отправляйся чистить перцы. Вернешься ближе к вечеру или завтра…»

Она была в дверях, когда ее взгляд зацепился за фотографию на стенке.

Ее брат. Николя.

Клотильда подошла ближе. Среди сотен снимков нетрудно было найти те, что относились к годам с 1976-го по 1985-й. Неизменные загорелые тела и декорации: море, песок, волны, цитадель Кальви на первом плане, Корсиканский мыс на дальнем, и только мода указывает, в каком десятилетии сфотографированы купальники, шорты и сарафаны. «Поразительно! – подумала она. – А мне всегда казалось, что я из лета в лето ношу на острове вещи, которые убрала на верхнюю полку в предыдущем сентябре…»

Убирайся отсюда, кретинка!

Клотильда поставила сумку. По аллее А шла шумная компания.

Николя на снимке лет пять, значит, ей нет и года. Воспоминание пришло как озарение: она у матери на руках, щеки яблочно-красные, на голове – ненавистная морская шапочка (резинка больно натирала шею)… Хочется одного – пройтись пухлыми ножками по горячему песку или холодной воде. Папы на этом снимке нет. Она нашла его на другом, от 15 августа. Николя одиннадцать, ей восемь, весь кемпинг высыпал на пляж Ошелучча смотреть фейерверк. Никакого павильона в пейзаже. Среди множества лиц она узнала Наталя, невероятно красивого восемнадцатилетнего, он держит за руку роскошную блондинку с волосами аж до… пояса. Лицо незнакомое, кто она? А вот Базиль Спинелло, сержант Чезаре Гарсия, Лизабетта, рядом с ней Сперанца.

Кто-то прошел мимо домика, но Клотильда даже не вздрогнула. Отдыхая в кемпинге, привыкаешь, что соседи фактически живут у тебя дома. Она нашла на стенке другие фотографии лета 89-го. Узнала мамино черное платье в красных розах от «Беноа» – то самое, папин подарок. Снимок сделали за несколько дней до трагедии.

– Твоя мать была красивой женщиной.

Клотильда резко обернулась.

Ей на плечо легла ледяная ладонь.

– Тихо, Клотильда, тихо. Ты согласна, что она невероятно хороша?

Червоне Спинелло! Директор кемпинга собственной персоной.

Проскользнул, как змея. Бесшумно. Что ему нужно? Почему он ни о чем не спрашивает? Ему бы следовало удивиться, застав ее здесь, а он шарит глазами по углам домика Шрайбера.

– Якоб здесь?

Клотильда покачала головой.

– Чертов пруссак! – выругался Червоне. – Серж, Кристиан и Морис ждут его на площадке для петанка. Он не опоздал ни разу за тридцать лет!

Он пожал плечами и опустил глаза, как будто решил проверить чистоту пола.

– Герр Шрайбер не в том возрасте, чтобы уединиться с какой-нибудь туристочкой в маккии, но мы немного подождем, а уж потом вызовем на помощь кавалерию. – Он взглянул на стену с фотографиями: – Может, ему просто надоело все время снимать один и тот же угол, он повесил фотоаппарат на шею и отправился на охоту.

Клотильда не откликнулась, но директор кемпинга не успокоился:

– Этот бош – самый нудный из всех постояльцев, но портреты он делает что надо, ничего не скажешь. Очень выразительные, лучше, чем в кино. Взгляни…

Червоне кивнул на фото группы подростков у костра. Клотильда помнила, когда и где была сделана фотография, – поздно вечером, на пляже де л'Альга, накануне аварии. Николя пытается бренчать на гитаре, голова Марии-Кьяры лежит у него на плече, Эстефан держит джембе[142], в руках у Германа скрипка, Аурелия пожирает глазами музыкантов. Точнее, одного из них – Николя.

– Это было наше время! – Он рассмеялся как ребенок, но увидел замкнутое лицо Клотильды и сник. – Прости. Иногда я бываю королем идиотов.

Иногда…

– Проехали, Червоне. Раз я вернулась в «Эпрокт», должна быть готова к встрече с прошлым.

– Ты хотела узнать правду.

– Ты-то что знаешь о правде? – Клотильда взглянула на него в упор.