вопрос врачу, который как раз подошел проверить мое самочувствие.

Мужчина отрицательно качнул головой, а я закрыла глаза и откинулась на спинку своего сиденья. Казалось, что вообще сложного в том, чтобы прямо спросить у Дамиана, об увечьях, сейчас уродующих его лицо, но я просто не могла этого сделать. Размыкала губы, но, в итоге, не была в состоянии выдавить из себя хотя бы слово.

Зато в груди жгло с такой силой, будто в сердце вонзались раскаленные иглы.

Почему со мной происходило нечто такое? Я не имела понятия, но, порой закрывая глаза и делая глубокие вдохи, осознавала, что находиться рядом с Дамианом мне физически больно. Про свое душевное состояние я вообще молчала.

Я смотрела на него и порой ощущала себя так, словно вот-вот заплачу, но все равно украдкой наблюдала за каждым его движением и почему-то хотела сдернуть его маску, а так же забрать очки, как делала это в детстве.

К Дамиану подошла стюардесса и, улыбаясь ему так, словно даже просто мимикой предлагала себя, спросила не желала ли он кофе. Парень поднял на нее взгляд, а я, наоборот, отвернулась и до крови прикусила губу. Сердце обожгло очередной порцией боли.

Вдох и выдох. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться, но лучше бы я этого не делала, ведь усталость дала о себе знать и постепенно сознание нитями утянуло в темноту, из-за чего я заснула.

А потом… Потом был кошмар, но он не являлся плодом моего воображения. Это было воспоминание, в котором я стояла перед Дамианом, а он сидел в кресле и около его ног была какая-то девушка. Она расстегивала его ремень и Дамиан, смотря на меня тяжелым и, уничтожающим взглядом, говорил, чтобы я проваливала, ведь у него имелись дела куда важнее, чем разговор со мной.

И почему от этого воспоминания мне стало настолько больно? Наверное, оно было самым худшим. Болезненным и удушающим. Практически разрывающим меня на куски, из-за чего от этого отрывка прошлого хотелось поскорее избавиться и вот, к счастью, меня выдернули из сна. Кто-то прикоснулся к моему плечу и позвал по имени.

— Мила, проснись.

Я открыла глаза и увидела перед собой Дамиана, далеко не сразу понимая, почему он так смотрел на меня. Лишь прикоснувшись ладонью к своим щекам, я осознала, что во сне начала плакать.

— Что с тобой? — спросил он и жестом подозвал врача.

— Ничего, — я качнула головой и ладонями попыталась вытереть слезы. — Просто вспомнила кое-что ужасное. Один отрывок из прошлого.

— Про что отрывок? — Дамиан наклонился и мягко убрал мои ладони от лица. Слезы я ими вытереть не могла, зато до покраснения растирала кожу. Шершавые пальцы парня коснулись моей щеки смахивая очередную выступившую слезу. И почему от этого прикосновения веяло такой сильной бережностью?

— Про тебя, — ответила судорожно, не в силах описать всего, что увидела пока спала. Эмоции рвали сознание и я, не сдержавшись, прошептала: — Мне плохо рядом с тобой. Отпусти… Зачем ты вообще забрал меня?

В глазах Дамиана я увидела то, что, переходя на меня, впиталось в кожу и, пробираясь к сердцу, причинило невыносимую боль. Он ничего не ответил. Лишь отошел в сторону, давая врачу возможность лучше осмотреть меня.

Через некоторое время стюардесса принесла мне чай и я постепенно успокоилась, но с Дамианом мы больше не разговаривали. Лишь после того, как самолет приземлился в аэропорту Мадрида и мы разместились на заднем сиденье машины, Дамиан сказал:

— Когда мы еще были детьми, я не понимал, как именно хочу быть с тобой, но даже тогда я отторгал мысль, что, когда ты вырастешь у тебя появится муж, а я просто буду рядом, но уже, как посторонний человек, ведь у тебя уже будет тот, кого ты будешь считать своей второй половиной.

— К чему ты это говоришь? — до этого я смотрела в окно, но теперь обернулась к парню.

— К тому, что я не смогу тебя отпустить.

Дамиан взял мою руку и прислонил кончики пальцев к своей шее.

— Бей сюда.

— Что?

— Если решишь уйти, тогда возьми что-то острое. Можно вилку или ручку и бей сюда. Так чтобы наверняка.

Я отдернула руку так, словно ее обожгло огнем.

— Не говори так, — прошептала, отворачиваясь к окну. Вот только, за ним ничего не было видно. Разве что огни трассы и свет фар окружающих нас машин.

— Это единственный способ уйти от меня.

Было уже утро, когда мы приехали к особняку, находящемуся в пределах Мюнхена, но по свежести воздуха и широкой территории больше напоминающем пригород. Хорошее место. Красивое и свежее. Особенно ясно это касалось сада, за которым точно очень тщательно ухаживали.

Я внимательно осматривалась по сторонам и, когда мы вошли в холл, отвлеклась на огромные окна. Сколько же света они пропускали через себя.

— Для тебя уже подготовили спальню.

Услышав слова Дамиана, я отрицательно качнула головой.

— Я не устала и я хочу увидеть своего сына. Он же тут?

Конечно, если он у меня действительно есть. В нечто такое мне до сих пор было тяжело поверить.

Дамиан молча кивнул и пошел в сторону лестницы. Я последовала за ним и, пока мы поднимались по ступенькам, а потом шли по коридору, я поняла, что опять начала нервничать.

Мы остановились около дальней двери и Дамиан открыл дверь, первой внутрь пропуская меня.

— Вы?.. — я широко раскрыла глаза, увидев Жеменес. Что она тут делала? Я даже несколько раз моргнула, считая, что мне показалось и эта женщина лишь была похожа на мою няню. Но, нет, это действительно была она.

Жеменес, увидев меня, искренне улыбнулась и поздравила с возвращением, но я на ее слова ничего не ответила, ведь уже в следующий момент услышала звук погремушки и, обернувшись, увидела детскую кроватку. В ней стоял маленький мальчик и, смотря на меня, он так радостно улыбался.

Сердце замерло и, казалось, я вовсе не дышала, но ощущала себя так, словно весь мой мир переворачивался с ног на голову. Он рушился, а потом восстанавливался. Становился прежним, но в тот же момент еще более ярким, ведь после мрака свет всегда ощутимее.

Дамиан подошел к кроватке и взял малыша на руки. Сделал это до безумия бережно и сказал ему:

— Мама вернулась.

Я наконец-то смогла сделать первый вдох и вместе с этим, ощутила, как по щеке скользнула слеза. Еще немного и я бы вовсе разрыдалась, но, не позволяя себе этого, я продолжала смотреть на радостное личико малыша.

— Матео… — сорвалось с моих губ негромкое.

— Ты