Но были и другие времена, когда она владела магазинчиком одежды, служившим прикрытием ее настоящих увлечений. Она была как наркоман, скрывающий свое наркотическое состояние видимостью деловой активности. Магазинчик отвечал всем ее запросам. Ей было куда пойти и отдохнуть от детей. Как хозяйка магазина одежды, она должна была быть соответственно одета, что давало ей возможность оправдать свою страсть к безудержному приобретению нарядов в манхэттенских магазинах, ощущать свою важность как потенциального оптового покупателя в демонстрационных залах Бродвея и даже исправлять проколы в выборе собственных нарядов — за Лизой замечали, что она вывешивала на продажу ношенные ею вещи как новый товар. Наконец, это давало ей нужный социальный статус, она завела очень полезные знакомства со своими клиентами. Ей даже удалось подружиться с некоторыми из них, иногда ценой скидки цен на покупаемую ими одежду. А то, что дружба оказывалась купленной, — об этом она не думала. Она не хотела думать о неприятном.

Ее сестра вела небольшое элитарное производство, она — небольшое торговое предприятие. До поры до времени все шло хорошо. Но конец был вполне предсказуемым, даже если она и не замечала его приближения. Единственный недостаток ее магазина состоял в том, что он не приносил дохода. Поначалу этого и не ожидалось. Затем, в богатые восьмидесятые годы, магазинчик как-то оправдывал себя. Но ее политика дисконтирования покупок влиятельных людей Пяти Городов сделала магазин убыточным даже до октябрьского черного понедельника на Уолл-стрит, положившего конец безудержному потреблению, при котором покупка новых вещей превращалась в разновидность спорта.

В конце концов Леонард топнул ногой. С закрытием магазинчика круг «друзей» Лизы стал катастрофически сужаться. Жизнь стала скучной. И каждый день становилась все скучней и тоскливей, в то время как бизнес ее сестры набирал силу, а компания К. К. Inc. разрасталась.

Но теперь, наконец, она сможет взять реванш. Устраивая bat mitzvah для дочери, она вновь оказывается в центре общественного внимания. Если она не сумела стать дельцом, то она проявит себя на социально-организационном поприще. Затеянное ею мероприятие люди запомнят надолго.

Вот уже несколько лет как она составляла список приглашенных, прочесывая старые счета своих клиентов, устаревшие адресные книги, вырезки из «Ньюсдей» и других местных газет со списками знатных посетителей благотворительных мероприятий, списки высшего эшелона прихожан храма и членов одного из клубов, в котором они с Леонардом до сих пор все-таки состоят.

Пытаясь держаться на плаву в кругах, к которым она так хотела принадлежать, Лиза уже погрузилась в благотворительную работу, но ее неспособность делать денежные вклады в благотворительные мероприятия или привлекать богатых меценатов свела всю ее активность к простой канцелярской возне: рассылке писем с приглашениями, распечатке циркуляров на принтере, сортировке почтовых отправлений — в общем совсем не к тому, чем она хотела заниматься. Нет, она покончит с организационной рутиной. Задумай она стать секретаршей, она прежде всего устроилась бы на работу.

Предстоящее мероприятие давало шанс воспроизвести некоторое подобие той блестящей позиции, которую в своем воображении она занимала в обществе, но которую в реальной жизни ей до сих пор не удавалось занять. Она не понимала, почему — ведь она знакома со многими и пыталась быть с ними милой и приветливой. Но даже если ей удавалось получить приглашение, то они с Леонардом всегда оказывались где-то на периферии, а не в центре внимания. Пригласив их однажды, их редко приглашали еще раз.

Лиза обвиняла во всем Леонарда. Конечно, кому может быть интересна беседа с местным дерматологом? Более того, даже среди пригородных дерматологов Леонард занимал десятое место снизу. Нет, он не говорил ничего неуместного об экземах или ance vulgaris, просто с ним было скучно разговаривать или же он вообще молчал. Ей надо было выйти замуж за настоящего доктора. Иногда ей хотелось его прибить, или попросить заткнуться, или же все-таки выдавить из себя что-нибудь интересное. Но как правило, груз социального общения он возлагал на нее, и она старалась поддерживать разговор, но чувствовала себя неуверенно и смущалась. Трудно состязаться с рассказами о посещениях Монте-Карло или путешествиях в Асуанскую долину. У нее не было в запасе таких блестящих историй. А говорить о нарядах — что ж, это было уместно, когда она имела свой магазин, но теперь она опасалась, что разговорами об одежде только навевает скуку на собеседников: доктор и миссис Саперштейн — записные городские зануды!

Но как такое могло случиться? Одежда играет такую важную роль в жизни женщины! В отличие от мужчин, одежда женщины — это марка, индикатор ее успехов в обществе; женщины никогда не забывают об этом. Любая девушка помнит, в чем она ходила на ту или другую тусовку, и даже без фотоснимков может в деталях описать, что на ней было надето. И уж конечно, любая женщина опишет вам в мельчайших подробностях свое свадебное платье. Мужчины вряд ли могут рассказать что-нибудь интересное о своем (обычно взятом напрокат) смокинге, да им и не надо. Но можете ли вы себе представить женщину, берущую напрокат бальное платье или свадебный наряд? Католички помнят, в чем они ходили на свое первое причастие. Тифф тоже запомнит свой наряд на bat mitzvah.

Одежда — это очень важно. Именно поэтому она так уважает свою сестру, даже несмотря на то, что не может «заполучить» наряды ее дизайна. По мнению Лизы, сестра была занята действительно важным делом. К сожалению, у Лизы не было ее умения создать наряд, а стало быть и возможности чудесным образом заработать на этом. Неудивительно, что Карен настолько замотана, что у нее нет времени позвонить ей. Лиза осознавала, что жизнь Карен заполнена работой и поэтому намного интереснее, чем ее жизнь. Она все время дает интервью, вращается в высших сферах и становится все более богатой и известной.

Деньги — вот что было главной заботой жизни Лизы, и эта забота день за днем тянулась красной нитью через все ее существование. Точнее не деньги, а их нехватка. Сразу после свадьбы Леонард какое-то время оплачивал ее счета и давал на руки столько денег, сколько она просила, но такая либеральная политика с его стороны ушла в далекое прошлое. Лиза вздохнула. Одна из неприятных реальностей ее жизни состояла в том, что она никогда не ценила то хорошее, что у нее было, когда оно было, и сожалела потом. Она думала, что у нее всегда будут деньги на все наряды, завтраки, маникюры и прически, которые ей захочется иметь или которые потребуются ее дочерям. Но реальность распорядилась иначе: то, что она считала необходимостью, оказалось роскошью, без которой вполне можно обойтись. Лиза не была склонна к самокопанию, но подспудно ей бы хотелось вернуть прошлое назад, когда она еще не потеряла те блага, которые имела.

Теперь от Леонарда слышался только один рефрен: «Надо урезать траты». Звучало по-медицински, как рекомендация к хирургической операции. Для Лизы это была ампутация; без ежедневных покупок, ланчей, благотворительных «работ» и салонов красоты у нее оставалось слишком много свободного времени. Она стала подумывать о работе у Сакса — может быть, дизайнером. Но деньги, которые она выручит себе на карманные расходы и удовольствия, вряд ли оплатят ту пытку, которой она подвергнется, когда ей придется обслуживать кого-нибудь из знакомых. Лиза никогда не хотела работать. Ежедневно ходить на работу, подчиняться суровой дисциплине требовательного начальства и прилежно выполнять монотонную рутинную работу — какой кошмар! Но на горизонте маячило нечто более страшное. В промежутках между своими монологами об «урезании в тратах» Леонард уже дважды предлагал ей пойти на работу к нему. Тогда он смог бы сэкономить на жаловании, которое он платит миссис Бекк. Быть с Леонардом целыми днями, скатиться до пошлого клише «провинциальная практика доктора и его жены» — нет, это свыше ее сил. Для Лизы это была бы катастрофа, похороны заживо. Она решила твердо стоять на своем.