– Заткнись, истеричка! – заверещала в ответ Леночка.

– О-о-о, – протянул Гена, достал сотовый, набрал номер и обратился к Полине с преувеличенным вздохом: – А ты «выходной, выходной»… – и распорядился, когда ответили на том конце: – Коль, ко мне домой ребяток пришли оперативненько.

– Пойду я, Ген. Если понадобится, то у меня в телефоне портреты этих деятелей. Ну, и показания, само собой, – улыбнулась ему Поля. – А ты, когда закончишь тут все, у мамы там салаты вкуснейшие и плов. – И извинительным тоном к маме: – Мамуль, угостишь Гену с ребятами его?

– Я тебя не прощу! – со слезами прокричала Екатерина Петровна. – Иди. Видеть тебя не хочу. А Гену с друзьями я накормлю обязательно. Уходи немедленно!

Не простить дочь Катенька клятвенно обещала, когда та разоблачила брачного афериста, пожелавшего познакомиться с будущей падчерицей. Прогоняла прочь, когда Полина выдворяла какого-то алкаша залетного, видеть не могла, когда Поля взломала дверь вместе с Геной и дежурным сантехником и буквально выдернула ее, полузадушенную, из рук очередного любовника. Не могла простить, когда чуть не увела квартиру банда черных риелторов, один из которых в этот момент был любовью всей ее жизни.

Квартира принадлежала родителям настоящей мамы Полины, Юлии, и была ла-ко-ма-я, до захлебывания слюной аферистов и мошенников любых мастей. Ну еще бы – центр Москвы, четырехкомнатная «сталинка» с кухней в двадцать метров, гардеробной комнатой, с потолками под четыре метра. Но перед смертью бабушка и дедушка Полины полностью переоформили квартиру и капитальный гараж в кооперативе на Андрея Олеговича и Полину.

А Катенька жила в общежитии и работала секретарем у главного инженера завода, на котором трудился инженером Андрей Юдин, завидный вдовец. Там и познакомились, приглянулись друг другу и поженились.

Ничего делать с этой квартирой папа с Полей не собирались. Там живет Катя, а у всех остальных жилищный вопрос не щемит, слава богу. А дальше жизнь покажет. Пока она «показывала» только Полине.

Поля никому не говорила об этом, ни с кем не делилась и тащила это все в себе и на себе. Спасибо невероятное судьбе, что был Гена, ее помощник и ангел-хранитель. Без него неизвестно, как бы она выкручивалась из экстремальных ситуаций. Она уже сто тысяч раз и поблагодарила его, и одарила чем могла, и помогла ему с квартирой разобраться.

Гена находился в тяжелом разводе. И его бывшая жена судилась с ним о размене квартиры, которая однозначно и неоспоримо принадлежала ему, доставшись от родителей еще до женитьбы. И оттяпали бы жилье у опера, связи его и знакомства не помогли бы, уж больно жена его бывшая ушлой бестией оказалась и знала, кому, как и что поднести и пообещать. Да Полина попросила помощи у одного своего клиента из весьма значимых. Помог, а она отработала бесплатно, связав шторы под старинную Италию.

Гена был очень благодарен и все повторял, что это он Полине по гроб жизни должен, а не она ему, так как весь его отдел благодаря шебутной соседке с ее любовями залетными постоянно премии получает, ибо у них самая высокая раскрываемость, а он так вообще герой – то бандюгана скрутит, то афериста притащит, годами в розыске находящегося.

Их квартира находилась на особом учете у участкового. Они с папой сами писали заявление и объясняли ситуацию. На работе маме единственной в коллективе выдавали зарплату наличными через кассу не раз в месяц, а каждую неделю по определенной сумме, чтобы хоть на следующей неделе у нее были деньги, если украдут. В квартире оставили только необходимое, убрав все ценное. Паспорт мамы находился у Гены в сейфе на работе, чтобы она не могла оформить какой-нибудь кредит. Гена, как мог, присматривал, заходил хоть раз-два в неделю. Но с его работой, понятно, какая жизнь.

Все, что могли продумать, продумали.

Это мамина жизнь, каждый раз повторяла, как мантру, Полина. Ее жизнь. Ее жизнь. Ее. Только расплачивается почему-то за это Полина.

Кстати. Те трое оказались известными залетными мошенниками и, разумеется, не родственниками. Так что отдел Геннадия снова получил премию.

Месяц назад любовь всей жизни Катеньки Юдиной, пока она была на работе, вывез из квартиры все, кроме совсем уж старой мебели. Под словом «все» подразумевается именно все. Остались голые стены, распахнутый пустой старый шкаф, покривившаяся тумбочка в прихожей, стул, старый, заедающий при раскладывании стол и диван со сломанным дном, стоявший в дальней комнате сто лет.

Поля сняла со счета деньги, которые откладывала на поездку в Италию и на оплату особой фурнитуры для работы, и купила самое необходимое на первое время и хоть какую-то одежду для мамы.

Катерина привычно уже каялась с надрывом перед дочерью, с обвинением себя, со слезами и стоянием на коленях… Это уже даже не вызывало сочувствие, лишь тяжелую, глухую, безысходную тоску.

А восьмого числа она позвонила и бодрым голосом попросила в долг – помочь своему «хорошему знакомому», у которого якобы украли паспорт и деньги. Поля приехала, посмотрела на мужика, увидела прохиндея последней марки и вызвала участкового.

Мужика «приняли» по всем правилам. И паспорт нашелся, и богатое прошлое по запросу участкового. Мама стояла рядом со столом, где в этот момент участковый заполнял протокол задержания, и кляла дочь, обвиняя в нежелании счастья для матери, и гнала прочь, снова обещала никогда не простить.

– И это никогда не закончится, – тяжело вздохнув, завершила свой рассказ Полина. – Есть два варианта: либо окончательно разорвать с ней любые отношения и оставить самой разбираться со своей жизнью, либо каким-то образом запихать в клинику. И тот и другой неприемлемы.

– Есть еще и третий, совсем плохой, – напомнил Клим, – и наиболее вероятный при такой ее активной жизни.

– Есть, – устало согласилась Поля. – Но это уже как Бог распорядится, и я могу когда-нибудь не успеть ее спасти.

– Тебе надо отдыхать, – закрыл тему Ставров, видя, как нелегко дались ей эти воспоминания. Поднялся с дивана и спросил: – Куда тебя отнести: в ванную или сразу в кровать?

– Не надо меня носить, я сама дойду, – улыбнулась Поля измученно, – доктор сказал мне по секрету, что надо больше двигаться и стараться ходить, быстрее все пройдет. Вот я и намерена двигаться.

– Какая досада, – попытался развеселить ее Клим, – а мне так нравилось тебя носить на руках.

– Я еще предоставлю тебе такую возможность! – рассмеялась наконец своим чудесным смехом девушка.

Они лежали на кровати: Полина в миленькой ночнушке под одеялом, а Клим, все еще одетый, сверху одеяла, и разговаривали о чем-то незначительном, пока девушка не спросила:

– Почему ты не ложишься?

– Лягу чуть позже, в гостевой комнате, – так, между прочим, ответил он.

– Почему в гостевой? – удивилась Поля.

– Потому что тебе нужен покой, а если я останусь, то боюсь, в покое оставить тебя не смогу.

– Да кто тебе сказал такую ерунду про покой? – прямо возмутилась она. – Доктор как раз велел больше двигаться.