Но Вилли услышал лишь голоса водителя и Маргарет. Потом все стихло, хлопнула дверь, и звякнул замок. Все, она действительно уехала.

От досады он тоже решил уехать, тем более что у него оставались неиспользованными около десяти дней от отпуска.

На следующий день Леман попросил у начальника отдела разрешение уйти в отпуск, предупредив, что поедет на курорт в районе Пенемюнде. Вечерним поездом он отбыл из Берлина.

Вилли остановился в маленькой гостинице, в деревне, кажется в той, где задержали Зандберга. Вечером вышел прогуляться. Деревня спала, все окна были темны. Он направился к морю. Волны нехотя лизали песок и с легким шипеньем сбегали обратно. Медленно плыли по небу облака. Они были длинные и тонкие, будто утомились от долгого странствия. Вилли стоял на мягком песке, широко расставив ноги и запрокинув голову. Он так долго смотрел на небо, что заболела шея и стало рябить в глазах. А в голове беспорядочно теснились мысли…

Уехать из Германии?.. Чепуха!.. Он же не политик. Ему отлично и здесь. Но будет ли когда-нибудь долгожданный покой, которым можно было бы наслаждаться с утра до вечера, ежедневно, летом и зимой. Война?.. Ну что же, может быть, и война: европейская, мировая – какая угодно. Германия со всеми немцами все равно останется на месте. А куда им деться? Никуда они не уйдут, кроме разве тех, кто окажется в армии, и тех, кого бросят в концлагерь, и тех, кто в тюрьмах, и тех, кто… Ого! Если так считать, то ведь на своем месте не останется ни одного немца, и меня тоже!

А что вы, собственно, господин, подразумеваете под «своим местом»? И кто имеет право определять это место для народа, как не сам народ?

И что же? Значит, за теми, кто обещает ему благополучие в обмен на верную службу, он не признает права определять место народа в жизни? Значит, то, что он сейчас делает, он делает не для народа, а против него? Он должен себе это прямо и честно сказать. Ну и что же, он не должен служить в гестапо, не должен брать из рук нацистов в награду деньги и покой?.. А если уйти уже нельзя? Тогда как? Выход один – найти там такое место, чтобы как меньше приносить вреда народу! В конце концов, всегда можно сослаться на болезнь…

Вилли медленно пошел к деревне. Таинственные шорохи, которые принято называть тишиной, слышались вокруг…

Он проснулся рано. Где-то под окнами щебетала птица. От берега, из светло-голубого простора доносился неустанный шепот моря. Ломая горизонт зубцами коричневых парусов, в море выходила флотилия рыбаков.

К завтраку Вилли спустился в зал. Он был единственным посетителем. Прислуживала дочка хозяина. На ногах ее хлопотливо постукивали деревянные башмачки.

К концу завтрака появился хозяин. У него был хмурый вид, но, увидев Вилли, он заулыбался и еще по ту сторону двери резко выбросил руку:

– Хайль Гитлер!

Вилли, не вставая, ответил:

– Здравствуйте!

– Как вы устроились? – спросил хозяин и, не дожидаясь ответа, предложил. – Оставайтесь сколько угодно!

– Я всего на неделю!

– Как это грустно. Я думал, вам понравится у нас… Такой воздух… И тишина…

Днем Вилли был весел, любезничал с хозяйкой и ее дочерью. Он тут же, в гостинице, купил плитку шоколада для фройляйн. Пообещал хозяйке приехать на следующий год и обязательно выйти под парусами в море с рыбаками. Ведь он в прошлом тоже был моряком.

Как-то, возвращаясь с прогулки, он увидел хозяина за конторкой. Старик стоял в жилете, зеленом переднике и шапке с галуном – настоящий портье. Дергая носом, чтобы удержать сползающее пенсне, он старательно скрипел пером. «Анонимку, наверное, пишет», – подумал Вилли.

Дни отдыха пролетели незаметно. Пора было возвращаться. Здесь, в деревне, на берегу моря, он отвлекся и совсем не вспоминал ни о Маргарет, ни о Флорентине.

Время лечит раны. Гнев, захвативший Маргарет, постепенно прошел. После долгих раздумий во время пребывания в Швибуте она все-таки решила, что вела себя глупо и ниже своего достоинства. Она пришла к выводу, что надо проявить снисходительность к похождениям Вилли, если, конечно, все это останется в прошлом. Она вернулась.

Вилли встретил ее спокойно и вел себя так, словно между ними ничего не произошло. Они помирились, в сложившейся ситуации, как они оба считали, это было самое разумное.

Тяжелый приступ болезни у Вилли как бы отбросил все в прошлое. Они избегали в разговорах касаться неприятных тем, и лишь изредка у Маргарет еще проскальзывали двусмысленные шутки и замечания, но Вилли делал вид, что их не замечает. Сознание собственной вины и совесть подсказывали ему, что виноватому лучше помалкивать.

«Письмо № 38. 29 марта 1935 г.

Москва, тов. Артуру.

2 № 38 от 29.3.35. Брайтенбахе

Брайтенбах болен, у него странный процесс в почках, который на почве основной болезни принял серьезный характер. Сведения о Боме он принес, будучи абсолютно больным, и с трудом мог сделать сотню шагов. Он получил отпуск и десять дней провел в постели. Сейчас ему немного легче, но нужно серьезное лечение.

Первый раз после отпуска он вышел 26-го, возможно, что опять уйдет дней на десять. Я рекомендовал ему обратиться к хорошим врачам, расходы мы оплатим.

Я считаю, что Брайтенбах заслуживает специального поощрения в связи с делом Бома, так как, имея сведения по этому вопросу, он вызвал меня на срочную встречу 8-го и пришел совершенно больной!

Бетти».

В ответ на это письмо заместитель начальника пятого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД Борис Берман сообщил:

«Нам известно, что Брайтенбах страдает сахарной болезнью и, само собой разумеется, что мы обязаны ему помочь, не ограничивая средства. Мы каждый год предлагали ему деньги и давали возможность провести курс лечения на курорте.

Брайтенбаху обязательно помогите. Его нужно спасти во что бы то ни стало. Важно только, чтобы затрата больших средств для лечения была соответственно легализована. Организуйте так, чтобы при проверке не выявились большие деньги. Это учтите обязательно.

Артем».

Из Америки поступили очередные телеграммы. Руководство «Парамаунт» одобряло деятельность господина Кочека в Германии, а бухгалтерия извещала, что на его текущий счет в немецком национальном банке переведено десять тысяч долларов на покрытие организационных расходов. Отдельной телеграммой коммерческий отдел компании извещал, что с первым танкером, который прибудет в Гамбург в первой декаде апреля, доставят заказанные им кинофильмы. Кочеку предлагалось выехать в Гамбург, связаться с капитаном танкера и оформить получение фильмов.

Зарубин посетил генерального консула США Дина Робертсона, сообщил о своем предстоящем отъезде в Гамбург и взял у него рекомендательное письмо на имя мистера Меллона, американского консула в Гамбурге.

– Желаю успеха, мистер Кочек! По возвращении расскажите, как там в Гамбурге дела, – сказал Робертсон на прощание и добавил: – Кажется, наше мнение не представлять немецким фирмам долгосрочных кредитов не будет принято во внимание. Госдепартамент рекомендовал руководителям банков и компаний, имеющим деловые связи с Германией, предоставлять германским предпринимателям долгосрочные кредиты под гарантию федерального правительства.