третьего общества с Активностью и Порядочностью развалился, и одна часть его требовала возвращения Справедливости и Равенства, другая выступала за Активность и Порядочность, а третья за строительство независимого общества отдельно от остальных. Началась гражданская война между участниками третьего общества, и герои Справедливости и Равенства снова оказались востребованы для помощи дружественной стороне.

Забыв былые обиды, как полагается великодушным обезьянам, они снова самоотверженно сражались за принципы Равенства и Братства плечо к плечу с бывшими предателями. Но достигнуть каких-то существенных побед ни одной из сторон в это раз так и не удалось. С тех пор так и повелось на арене межобщественной политики: то третье общество заключает союз с Обществом Справедливости и Равенства, то с Обществом Активности и Порядочности, то разбивается на две части, которые воюют между собой, а потом снова мирятся и ищут новое решение. А потому с официальными названиями его так и осталась полная путаница, и по этому случаю за ним закрепилось неофициальное: общество третьей демократии.

Глава 32. Как общество перебороло кризис

С той поры, как сражения между обществами стали регулярными, Верховной было уже давно не до апельсинобола. Защита Свойнины поглотила её полностью. С утра до ночи Верховная только и думала, что о поднятии обороноспособности своего общества. И если общество Справедливости и Равенства могло до сих пор существовать, то это только благодаря работе Верховной – по крайней мере, так говорили её приверженцы. Но однажды с обороноспособностью общества случилась беда – как охарактеризовала проблему сама Верховная: у барамук снизилась мораль.

Дело оказалось в том, что улучшились технологии выращивания апельсинов, и получения их обезьянами стали происходить значительно чаще. Время между делёжками сократилось, и каждый стал получать свою долю настолько часто, что в целом это привело к общей сытости.

Объевшись до отвала, барамуки не спешили идти в бой за свою Свойнину, а лежали сытые и довольные, забывшие о своём негодовании в адрес врагов, которых они раньше винили в недополучении из-за них своих кусочков.

Когда же барамуки были бедные и голодные, они рассуждали «…пусть мы голодные и бедные, зато мы за свою Свойнину готовы в смертный бой идти, в отличие от богатых зажравшихся классов, которых, кроме их апельсинов, ничего не волнует!», и очень этим гордились. Но как только они перестали быть бедными и голодными, им почему-то перестала быть нужной и эта гордость. А забыв про свою гордость, они стали забывать и про честь общества, которую постоянно надо отстаивать перед врагом. Верховная назвала этот процесс «растлением морали».

Поскольку наиболее активные бойцы получали за свои подвиги дольки и корки, то многие барамуки шли в бой так же ещё и за заработком, а теперь выгода от этого ремесла стала не так актуальна: не было смысла рисковать зубами, когда кусочков апельсинов оказалось и так достаточно. Аналогичная ситуация в этом вопросе оказалась и в обществе Активности и Порядочности, и на этой почве многие барамуки как-то перестали испытывать взаимную ненависть. Доходило даже до того, что они братались со своими бывшими врагами, и вместе поедали свои кусочки апельсинов на брудершафт. И даже в отношении Умеющей Считать до Бесконечности у них пропала былая злоба. Это было предательством всего того, за что раньше воевало общество Справедливости и Равенства. И однажды Верховная собрала весь высший свет общества на совещание и произнесла историческую речь:

– Дорогие мои сообщественники, – начала она, – я в глубочайшей скорби по поводу того, что происходит с нашим обществом! Никогда ещё оно не было в таком упадке и позоре! Как низко пала наша гордость, и как опущена честь нашего общества! Это не может более так продолжаться, и этому надо положить конец! Основной политического статуса общества является честь общества, а основой чести общества является честь высшего сословия. И все, кто не блюдут честь, являются растлителями морали, а соблюдающие её являются героями и образцами, на которых следует ровняться. Для того, чтобы враги уважали общество, нужно, чтобы общество уважало себя само. И поэтому нужно научить состав общества снова блюсти честь, а, чтобы это делать, нужно начинать с себя. Поэтому высшее не должно скупиться на вопросы чести, и Свойнина готова для этого выделить столько средств, сколько для этого понадобится!

После выступления Верховной у высшего сословия стали в моде дуэли по поводу любых разногласий. А поскольку мордобой был уделом простонародья, то привилегированные классы имели честь стреляться, и делали это посредством апельсинов, обкидывая ими друг друга. Кидаться на дуэли апельсином надо было так, чтобы не просто попасть в противника, а, чтобы ещё и заставить апельсин лопнуть от удара и облить противника своим соком. Только в этом случае могло считаться, что оскорблённая честь восстановлена. Ну а поскольку, чем больше было у дуэлянта апельсинов, тем больше было шансов постоять за свою честь, лишних апельсинов в этом деле не было.

С тех пор Верховная ходила и проверяла, насколько высок боевой дух общества, и те, кто активнее себя проявляли на этом поприще, ходили у неё в фаворитах, а те, кто отставали в этом деле, впадали в немилость. Критерием же активности у Верховной было требование истратить на выяснение вопросов чести все имеющиеся апельсины.

Чем больше апельсинов тратилось да дуэли, тем меньше их оставалось на заработки барамукам. Так на бирже труда случился апельсиновый кризис. Работы стало мало, оплата стала низкая, и, барамуки постепенно снова стали становиться голодными и злыми.

Иногда высшие классы настолько уставали от дуэлей, что предпочитали избавляться от лишних апельсинов, просто закатывая их катком в землю. Делалось это, разумеется, в тайне от простых барамук, ибо, как говорили разделюки, им никогда не понять, что, уничтожая апельсины, высшие классы служат Верховной, а стало быть, своей Свойнине. Однако слухи о том, что богатые впустую растрачивают апельсины, быстро расползались среди барамук, и, чтобы их унять, Верховной приходилось иногда арестовывать подозреваемых в пустой трате апельсинов. Правда, арестованных почему-то всегда быстро отпускали. «Это потому, что они откупаются взятками!» – сообразили догадливые барамуки, и возмущения по поводу этого нарушения порождали новый наплыв патриотизма, в котором они готовы были расправляться со всеми подозреваемыми в предательстве. Но поскольку высшее сословие в обществе имело неприкосновенность, барамуки только галдели в их адрес, а расправлялись с более мелкими врагами, коими были воры и оппозиционеры. Поэтому они просто хватали кого-то из подозреваемых в предательства Свойнины, и били их, пока те в чём-нибудь не признаются.

Схожая ситуация случилась и в обществе Активности и Порядочности, и на