Переговоры о новом соглашении фактически начались только в июне 2011 года. Вашингтон предложил сохранить после ухода 10 тысяч солдат боевых частей и подразделений. Иракцы разных политических взглядов посчитали, что цифра свидетельствует об отсутствии серьезности в подходе и в обязательствах, и даже в Вашингтоне председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Маллен сказал президенту, что это будет «крайне рискованное дело»153. Подтвердилось то, что иракский министр обороны услышал от администрации в Вашингтоне весной 2009 года: а именно, что Соединенные Штаты очень хотели бы полностью покинуть Ирак к декабрю 2011 года. Если бы Вашингтон относился к делу серьезно, он обязался бы оставить 25 тысяч или больше своих солдат. Даже если бы иракцев воодушевило предложение в 10 тысяч войск, это означало бы, что Соединенные Штаты предполагают играть самую минимальную роль в обеспечении безопасности Ирака и практически не оказывать никакого влияния на иракскую политику. Такое низкое число означало, что американские войска не собираются ничего делать, а только защищать самих себя. Если вас где-то нет, вы ничего там не значите.

Предоставление иммунитета военнослужащим США от местной юрисдикции также не получило поддержки. Многие иракцы считали, что американские военнослужащие и частные службы безопасности, которых местные ассоциировали с присутствием США, безнаказанно совершали насилие над населением, и они больше этого не хотели. Кроме того, предоставление американским войскам иммунитета противоречило национальным чувствам иракцев; это было нарушением суверенности. Влиятельные политики, связанные с Ираном, также выступали против присутствия американских войск в Ираке – Тегеран выступал против первоначального ССВС 2008 года и не хотел его возобновления.

Политическая цена предоставления Вашингтону того, что он хотел, была слишком велика для Малики и его союзников, и они были рады уже одному тому, что Соединенные Штаты уходят. Таким образом, небольшое число оставляемых администрацией войск было отличным прикрытием: переговоры прервались в октябре 2011 года, и администрация объявила, что все войска США покинут Ирак до конца года. По сути, Вашингтон подтвердил то, что иракцы и так подозревали: Америка не относится к Ираку серьезно, не хочет связывать себя обязательствами в отношении его безопасности и, в частном порядке, очень рада, что не надо оставлять после ухода даже 10 тысяч солдат, как она предлагала сделать ранее.

Администрация отреагировала на провал вялотекущих переговоров объявлением о победе. Она выводила Соединенные Штаты из Ирака, выполнив предвыборное обещание президента Обамы и высвободив ресурсы для дел в Афганистане. Но это была пиррова победа, подтверждение американского непостоянства – наследие курса «сломал – беги», от которого трудно будет потом отрешиться. Регион получил сигнал – громкий и четкий – о том, что Америка выходит из игры. Утверждение Хасана Нассраллы, лидера Хезболлы, о том, что Америка потерпела поражение в Ираке, получило распространение во всем арабском мире, а не только в антиамериканских уголках Дамаска и Южного Бейрута. После того как мы собрали свои вещи и убрались, наше влияние ослабло, но нам это безразлично154.

Наращивание войск едва ли способствовало сохранению Ирака в целости, но наш поспешный уход грозил развалить его снова на части. Далекий от «великого достижения», как его охарактеризовал Байден, Ирак мог бы оказаться более значительной ошибкой администрации Обамы.

Едва успели уйти американские войска, в иракской политической жизни произошел взрыв. Через два дня после ухода последней американской колонны в Кувейт четыре ключевые суннитские провинции – Анбар, Дияла, Мосул и Салахаддин, самое сердце суннитов и бастион иракского национализма, – потребовали федерализации и региональной автономии155. За этим последовал серьезный кризис, назревавший с тех пор, как Малики покинул Вашингтон, считая, что он получил благословение Обамы на травлю Иракийя по обвинениям в терроризме. Иракийя пригрозила выйти из правительства, а затем обратилась к курдским лидерам за поддержкой в противодействии растущим «диктаторским замашкам» Малики156.

Отношения между Малики и курдским руководителем Масудом Барзани уже были напряженными. Багдад очень твердо заявил – и весьма безуспешно, – что курдский регион не может самостоятельно заключать сделки по нефти с иностранными компаниями. Курды поверили в концепцию единого Ирака при условии демократического правления. Но из-за ухода американцев и неприятия Малики демократии курды чувствовали свою уязвимость – навязывание Малики жесткого контроля над ними было вопросом времени. Отсюда неудивительно, что сбежавшему вице-президенту Хашеми была расстелена красная ковровая дорожка в иракском Курдистане и что курды пришли ему на помощь, демонстрируя свою симпатию и выступая против растущих диктаторских проявлений со стороны Багдада. Барзани с того времени привечал также и шиитских критиков Малики. Он высказал мысль о возможном проведении референдума, в котором прозвучал бы вопрос к участникам голосования в курдском регионе об их отношении к отделению от Ирака – неофициальный референдум по этому же вопросу выявил 90 % сторонников отделения.

По мере появления трещины в отношениях между суннитами и курдами, с одной стороны, и шиитским правительством в Багдаде – с другой, Турция стала включаться в эту свару. С 2006 года у Турции установились крепкие связи с курдским регионом. Более того, да это и важнее всего, что Турция чувствовала себя обязанной в силу своих амбиций на региональное лидерство взяться за дело суннитов. То был логичный шаг для страны, в которой большинство населения составляют сунниты и которая хотела бы взять под свое крыло весь арабский мир. Премьер-министр Эрдоган, недовольный сложившейся ситуацией, вызвал советника национальной безопасности Малики в Анкару и задал ему трепку за отношение к иракским суннитам. Турецкий премьер проигнорировал ордер Интерпола на арест Хашеми и предоставил ему убежище в Стамбуле под полной защитой турецкой полиции. Сунниты и курды увидели в Турции покровителя для себя в своем стремлении уйти от контроля со стороны Багдада.

В итоге борьба против Малики укрепляет позиции Ирана, а Малики будет стараться заручиться поддержкой Тегерана, и то же самое будет делать его шиитский противник Садр. Садр также говорил с Барзани и руководством Иракийя, принимая во внимание их сопротивление Малики. Америка же вовсе не хочет быть втянутой в политическую драму в Ираке. Она готова согласиться с планом Барзани – Садра сместить Малики, если это не создает неразберихи, – что означает открытое поощрение большей роли Ирана в делах Ирака.

С ростом турецкого влияния на курдском севере и иранского на шиитском юге иракское единство очень быстро становится призрачным. Нормальной политике приходит конец. Вместо создания коалиции различных партий с намерением поддержать центр появляется нечто похожее на политическую «военную диктатуру». Политические лидеры будут делить должности, чтобы отрабатывать перед своими избирателями. У них нет никакого иного интереса в сохранении государства, кроме как для дележа его ресурсов; они будут создавать тактические альянсы и бороться с соперниками с целью максимального увеличения своей доли. Иракские политические правители будут готовы развалить государство для того, чтобы свалить Малики. Но некоторые также попытаются продаться самому Малики, если тот заплатит предъявленную ему цену. Но даже если все звезды предскажут падение Малики, это не будет означать восстановления демократии или нормальной политики, а только постепенное умирание государства – распад Ирака на части.