– В Котовичи я вас отведу. Только хутор не разоряйте. Мы ни в чем не виноваты, господин майор. Власти подчинялись. С утра до вечера работали. Овес, картофель и мясо в Омельяновичи возили по разнарядке. Мы люди смирные, тихие. – Губы у Аксиньи Северьяновны тряслись. Сейчас она думала не о себе, а о своих дочерях и племяннице с ребенком.

Вот тебе и Георгий Алексеевич, подумала о Радовском Аксинья Северьяновна. Коньяком угощал, шутил, о семье расспрашивал, кобылку посулил подарить…

Сколько раз Радовский слышал клятвы, подобные этой, но потом все оказывалось не так. Как раз по причине неверной информации, полученной от людей, явно или тайно сочувствующих партизанам, его боевая группа несла неоправданные потери. И виновных приходилось карать очень жестоко. За преднамеренную ложь, приведшую к гибели людей. И неважно, кто они, солдаты или гражданские. Эти двое, возможно, что-то скрывали. Но и правду они говорили тоже. Они признались, что большевики ночевали на хуторе и что ушли в сторону Котовичей. Ими командовал офицер в звании капитана. Вооружены стрелковым оружием. На лошадях. Всего около двадцати человек. Одеты в камуфляжные комбинезоны. Имеют радиостанцию.

Советы ведут себя очень осторожно. Служба радиоперехвата не смогла засечь ни одного радиосеанса. Видимо, их передатчик работает только на прием. Значит, сюда, за самолетом и пилотом, пришли не новички.

Куда подевался Андрей Сакович, этого выяснить пока не удалось. Радовский спросил, не вели ли Советы пленных.

– Нет, – сказал «самооборонщик». – Я никого не видел. Все были с оружием. Никого не конвоировали. Никого не запирали. Все приехали верхами и уехали верхами. Ни о каком пленном не разговаривали. Разговаривали вообще мало. Спали в сараях. В дома не пошли. Выставили часовых, поели из банок консервов и легли. С нами вообще разговаривали мало.

– Если ты говоришь неправду или что-то недоговариваешь, ответит весь хутор, – еще раз предупредил Радовский и вышел из дому, оставив Рогулю на лавке под его дрожащей дерюжкой.

Разведгруппу Советов они перехватили в Чернавичской пуще северо-восточнее Котовичей. Те будто ждали их. Передовое охранение попало под огонь снайперов. Сразу трое убитых и один раненый. Немцы не пострадали. Когда развернулись в цепь и попытались обойти снайперов, напоролись на огонь двух пулеметов. Движение застопорилось. Нужна была разведка. Радовский выслал двоих. Разведчики отошли метров на триста, и их с интервалом в две-три минуты подстрелил снайпер. Снайпер, по всей вероятности, замаскировался в ельнике. Обработали из пулемета ельник – никакого результата. Снайпер, видимо, поменял позицию. И тогда лейтенант Шмитхубер по рации запросил аэродром.

Самолет прилетел минут через двадцать. Легкий разведывательный «шторх» скользнул над верхушками деревьев, затем набрал высоту, пошел на вираж.

Стрельба мгновенно прекратилась. Самолет продолжал кружить над лесом. Шмитхубер несколько раз выстрелил из ракетницы, обозначая месторасположение своей группы. Эфир молчал. Шмитхубер тут же передал, чтобы тщательно осмотрели квадрат хутора Котовичи. Но летчики, видимо, не поняли приказа и сместились в сторону Чернавичей и какое-то время кружили там. Затем появилась пара «лавочкиных». Советские истребители стремительно пронеслись на бреющем с севера на юг, затем развернулись и перехватили тихоходный «шторх» где-то над большаком на Омельяновичи. Завязался воздушный бой. Он оказался скоротечным. «Шторх» не мог противостоять скоростным истребителям, вооруженным 20-мм пушками.

С земли казалось, что все произошло в одно мгновение. Лейтенант Шмитхубер, сжимая бинокль и осматривая пустое небо, ругался по-немецки. Радовский в его сторону даже не повернулся. Его группа продолжила стрелковый бой. Постепенно стали выявляться силы противника. Два пулемета. Два-три снайпера, хотя, возможно, всего лишь один, но очень опытный. До пятнадцати человек автоматчиков. Судя по тому, что Советы заняли позиции и не отходили, самолет мог находиться и здесь.

Вот оно, то мгновение, ради которого они пришли сюда. И возможно, там, у них, Сакович.

Пара советских истребителей снова прошла над лесом. Рев их моторов слышался долго, вибрирующим эхом отдаваясь в глубине урочищ. Новые самолеты. Скоростные. Маневренные.

– К Омельяновичам подались. К аэродрому.

Интересно, кто это сказал. Радовский поднял голову, привстал на локте, чтобы разглядеть курсанта, говорившего об аэродроме. Тот тоже поднял голову, начал всматриваться в глубину лощины. И в это мгновение там стеганул, будто длинным пастушьим кнутом, одиночный выстрел, и курсант, неестественно запрокинув голову, стал заваливаться набок. Кепи слетело с его головы, как будто его сорвало резким порывом ветра. К курсанту тут же подползли двое других, оттащили его за ноги за деревья.

– Ну что там? Живой? – спросил Радовский. Он чувствовал, что Советы переигрывают их. Они приготовились. Они словно знали, что погоня, если она будет, пойдет именно этим маршрутом. Что ж, маршрут несложный. Они торопились догнать ушедших, а потому ринулись наикратчайшим путем. Интересно, успели ли летчики «шторха» засечь советский самолет и передать на аэродром его координаты. Возможно, успели. Тогда через минуту-другую придет сообщение.

– Готов, – услышал Радовский голос фельдшера.

– Черт! Они перебьют нас по одному!

– А ты убери голову!

Радовский слушал, как переговаривались его солдаты, и вдруг вспомнил пасхальное яичко на полочке перед лампадкой в доме Василя Рогули. Это было обычное праздничное яичко, крашенное луковой шелухой. Крошечный огонек лампадки кое-как освещал своим тусклым маслянистым светом темный угол с иконами, но бордовое яичко на белом полотенце выделялось так, как будто только для него и зажгли лампадку. Когда Радовский закончил утомительный разговор с «самооборонщиком», ему захотелось подойти к святому углу, взять яичко и унести его с собой. Но как это сделать? Пасхальное яичко хранило мир и покой этого дома, наполненного жизнью простой крестьянской семьи, голосами детей, надеждами на лучшее будущее. А то, что хозяин лжет и изворачивается… Как ему спасти свою семью и при этом не испачкать рук в чужой крови?

На этой войне, подумал Радовский, каждый решал для себя эту проблему сам. Радовский тоже вначале надеялся обойтись малым, перешагнуть через кровавое месиво. Но очень скоро все повернулось так, что брезгливость пришлось отбросить.

Спустя несколько минут группа в семь человек скакала по лесной дороге, далеко стороной объезжая редкую стрельбу вялого боя. Возглавил группу сам Радовский. Они-то и выскочили к Котовичам в тот момент, когда капитан Омельченко со своими людьми уже подошла к самолету.

– Кто такие? Назад! Оружие на землю! – остановил их окрик, и тотчас длинная пулеметная очередь ударила поверх голов.

– Тихо, мудило! Свои! – закричал один из курсантов.

– Какие еще свои в немецкой форме? Пароль!

Они замешкались. Пароля никто не знал. И даже не предполагал, что Советы, действуя за линией фронта, введут пароль. Знал ли его Василь Рогуля? Вряд ли.