— Нет, пусть она, — возразил Ванька, — я хочу, чтобы она.

Ёжиков закашлялся и отвернулся.

Арина успокоила тёплыми пальцами нервную гусиную кожу. Рука Ваньки расслабилась. Игла скользнула в вену.

Ванька откинулся на топчан. Лицо его порозовело. И хотя он лежал практически без движения, Арине показалось, что жесты его стали мягче.

— Дай сигарету, — попросил Женька Пусю изменившимся сухим голосом.

Сигареты лежали на столике у дивана. Пуся перегнулся за пачкой, выпрямился. Пухлая ручка вдруг побелела и сжалась, раздавила пачку «Парламента».

Арина проследила за Пусиным взглядом.

Задорно-детские розовые пятна на щеках Ваньки уже превратились в ярко-красные, а теперь переходили в огненно-оранжевые. Губы потемнели и неторопливо, словно в замедленной съёмке, выворачивались наизнанку.

Тишину прервал истошный крик. Пуся взвыл, скатился с дивана, роняя подушки, и скрылся в глубинах квартиры.

Ванькины глаза выскочили из глазниц вперёд, словно выдвинулись линзы бинокля. Радужная оболочка пульсировала нефтяными цветами, как готовый лопнуть мыльный пузырь.

— Что с ним? — Арина сначала услышала незнакомый глухой голос, а потом поняла, что это она задаёт вопрос.

Ёжиков, не отрываясь, смотрел на страшное лицо. Взгляд Ёжикова был твёрд и спокоен.

— Горячий укол, — сказал Ёжиков.

Арина почувствовала, как все её внутренности свело и стянуло вниз, словно к воронке водопровода.

Это она сделала Ваньке укол. Она, Арина, убила человека.

— Горячий укол, — сказал Ёжиков. — Это он говорил в ящике, что Матадор торгует героином. Его зовут Степан, его Пуся опознал. Его вписали в мою камеру наседкой.

Вздувшаяся на лбу Ваньки-Степана исчерня-синяя жилка вдруг лопнула. По лицу потекла струйка тяжёлой багровой крови. На губах жертвы надувались и лопались маленькие белесые пузырьки.

Арина слышала о горячих уколах, об адских смесях препарата, воды и углекислого газа, которые вводят жертве под видом наркотика.

— Глеб, я убила человека, — тихо прошептала Арина, обращаясь к далёкому Матадору. — Я теперь как ты, Глеб.

Ванька со скрипом повернул голову. Ванька посмотрел на Арину в упор: будто прицелился для ответного выстрела.

У Ваньки с промежутком в две секунды лопнули оба глаза. Первый скатился ленивой яичницей по бледному телу. Второй выстрелил, как шампанская пробка.

В комнату влетел визжащий Пуся:

— Дайте мне! Быстрее! Укол!

Арина отёрла лицо большим носовым платком с портретом Натальи Гончаровой.

— Нет, Пуся, — строго сказала Арина, — тебе придётся потерпеть. Надо найти в большой квартире склянку с Акварелью. Ты должен быть голоден…

Генерал Барановский сделал глубокий вдох через нос, задержал и медленно выпустил воздух.

Матадор сделал глубокий вдох через нос и выпустил воздух. В этом упражнении важно, чтобы выдох был вдвое длиннее вдоха.

— Ты так легко произносишь это слово — предательство, — сказал Барановский. — Для тебя это безусловный, безоговорочный грех. Но ты подумай: не оттого ли людям даны разные тела, чтобы каждый заботился о своём? Должен ли учитель сохранять верность ученику, даже если это опасно для его дела и тела? Или для их совместного с учеником дела?

— Слова ваши, может, и правильные, господин генерал, — отвечал Матадор. — Но вы меня кинули. Кинули. Вы посадили мою девчонку в клетку, чтобы я прыгал, как буратина… Право вы, может, имеете, но учителем после такого быть перестаёте.

Барановский вновь сунул в рот вонючую «Приму»:

— Хорошо, я тебе расскажу, как погиб мой учитель…

Матадор только краем уха слышал о легендарном учителе генерала Барановского. О человеке, который научил Барановского обращаться с мыслью и телом. Всему тому, чему Барановский научил Матадора и Малыша, лучших своих учеников. Они умели по две недели обходиться без еды и воды… перепрыгивать десятиметровые пропасти… выстреливать взглядом траекторию, по которой потом слепо и послушно следует пуля…

— Это случилось в Африке… Мы воевали тогда в одной стране…

— В Африке? — удивился Матадор. — Разве вы были в Африке?

— Да, я воевал в Африке, — кивнул Барановский. — Сорок лет назад Советский Союз вёл одну локальную войну в Африке. Группа Комитета Госбезопасности встала на консервацию в одной маленькой деревеньке… Это была деревенька вроде той, в которую ты попал в Портсване, в ней тоже жили колдуны…

Матадор закурил.

— В ней тоже жили колдуны. План центра предполагал истребление всех жителей деревни за исключением нескольких человек, которых мы предполагали сделать… прислугой…

— Рабами, — подсказал Матадор.

— Да, рабами, — кивнул Барановский. — Группа консервировалась на неопределённое время. В деревеньке были подходящие условия: хижины, рыба сама приходила к берегу… Но жителей было много, а хижин мало…

— И вы их уничтожили? — спросил Матадор.

— Нет… Колдун без имени, так его звали, учил наших ребят… Он учил нас способам изменения своего тела и сознания, открывал нам тайны предков. В обмен на это жителям деревеньки сохранили жизнь.

Матадор прикрыл глаза. В темноте всплыла картинка: чёрным ярким контуром квадратная маска из его африканского прошлого…

— Колдун без имени не просто учил нас преодолевать водопады и пропасти. Он назвал нас своими учениками… Группа получила из Центра задание: пробраться через длинную цепь болот на территорию сосед него государства…

— Болота? — очнулся Матадор. — Мне никогда не доводилось форсировать болота.

— Огромные вонючие болота с горячи ми испарениями… Засасывают человека в минуту. Севшую птицу болото съедает мгновенно. Будто кто-то сидит в тине и дёргает птицу за лапку. Иногда она успевает вскрикнуть…

Барановский прервал рассказ, нащупал в ящике новую пачку «Примы». Выглянул из-за тяжёлой шторы на Лубянскую площадь. По площади бродили нарядные толпы москвичей и гостей столицы. Готовились сжигать гигантское чучело Дантеса.

— Вы говорили о Колдуне без имени, — напомнил Матадор.

— Да… Колдун без имени пошёл вместе с группой. Перед болотами духи сказали ему, что он не перейдёт на другую сторону. Что он непременно погибнет. И спутники его скорее всего погибнут. Но у них есть шанс, а у него нет…

— И что сделал колдун?

— Колдун открыл, что ему поведали духи. Он сказал им, что должен остаться. Мои друзья возразили ему: учитель не должен бросать учеников…

— И что же? — напрягся Матадор.

— Всех засосало болото. Колдун без имени знал, что идёт на верную смерть, но ему объяснили, что нельзя кидать учеников… И он пошёл. А поступок учителя был бы — бросить их. Бывает, что нужно оставить тех, кто тебе дорог и близок… Я бросил тогда, год назад, Малыша. Я обманул тебя с Ариной, да. Я не придумал других способов подтолкнуть дело. Это может значить, что я плохой профессионал, но не значит, что мне надо бросать нравственные упрёки. Может быть, тебе когда-нибудь придётся оставить меня. И я к этому готов, Глеб…