Генри Фюсли, «Кошмар»

* * *

От бурного, но пока что воображаемого романа с Фюсли ее отвлекли события во Франции. Там назревало недовольство экономическим кризисом и политикой короля Людовика XVI. 5 мая 1789 года король созвал Генеральные штаты, т. е. совещательный орган, в котором участвовали все три сословия – дворянство, духовенство и третье, нетитулованное сословие, составлявшее большинство в стране. Англичане одобрили созыв Генеральных штатов, видя в этом попытку Людовика договориться со своим разгневанным народом.

Версаль, Франция

Однако дальнейшее развитие событий встревожило консерваторов. Так и не сумев договориться с аристократами и духовенством, депутаты третьего сословия провозгласили себя Национальным собранием, а затем и Учредительным собранием. К ним начали присоединяться сочувствующие из первых двух сословий. Король попытался разогнать собрание, что вызвало взрыв недовольства среди парижан. Как результат, между мятежниками и королевскими войсками произошли столкновения, которые закончились штурмом Бастилии 14 июля 1789 года. Королю пришлось признать легитимность Учредительного собрания, ставшего высшим законодательным и учредительным органом.

Начало Великой Французской революции раскололо английское общество. Либералы, среди них Чарльз Фокс и проповедник Ричард Прайс, горячо поддержали революцию. Более того, в своей проповеди Прайс подчеркнул, что король всего лишь слуга народа, а его величие – это величие народа. Подобные речи возмутили консерваторов, оплотом которых выступил философ Эдмунд Берк.

Эдмунд Берк

В своем эссе «Размышления о революции во Франции» (1790) Берк предрекал революции мрачное будущее, предсказывал, что она захлебнется в крови. Ранее защищая традиционные британские ценности – веру в Бога, почитание монархии, галантность по отношению к дамам, теперь, оглядываясь на Французскую революцию и размышляя о ее последствиях, он пишет так: «Король – всего лишь человек; королева – не более чем женщина; женщина – не более чем животное; а животные не относятся к существам высшего порядка. Уважение, подобающее слабому полу, должно рассматриваться как романтический вздор (…) Убийство короля, королевы, епископа или отца – не более чем обычное человекоубийство, и если можно полагать, что оно совершено во благо народа, то оно вполне простительно и к такому проступку не следует относиться слишком строго и предвзято».

Мэри Уолстонкрафт примкнула к своим друзьям-радикалам. Она восхищалась революционерами, хотя ее и пугали слухи о творимых ими жестокостях. В 1790 году, через месяц после выхода «Размышлений» Берка, Уолстонкрафт опубликовала эссе «Защита прав человека». В своей отповеди Берку она не только осудила монархию и привилегии аристократии, но и прошлась по берковскому отношению к женщинам, которых он рассматривал как пассивных существ, нуждавшихся в защите.

Но одним эссе Уолстонкрафт не ограничилась. Она не могла не заметить, как двусмысленно звучало его название, ведь по-английски слово men означает и «люди», и «мужчины». Мэри же хотелось обсудить не только естественные права как таковые, но заострить внимание на правах женщин. И в 1792 году она написала продолжение эссе, снискавшее ей славу первой английской феминистки – «Защиту прав женщин».

* * *

В «Защите прав женщин» Уолстонкрафт потребовала для женщин равных с мужчинами прав. Потребовала настойчиво, без заискивания и реверансов. По ее мнению, так называемое женское легкомыслие было вызвано неправильным образованием, нацеленным исключительно на поиски мужа. Она писала: «Если женщины все-таки не рой ветреных бездельниц, так почему же их должны держать в невежестве во имя их невинности? Если мужчины не высмеивают наше упрямство и раболепную покорность, то жалуются, и не напрасно, на глупости и капризы нашего пола. Но я скажу вам – вот естественный результат невежества!»

Она настаивала, что женский разум ничуть не отличается от мужского, просто женщинам не позволяют его развить. А система, в которой один пол целиком и полностью зависит от другого, порочна по своей сути. Раб не может быть добродетельным, ведь для добродетели требуется свобода выбора. В качестве решения проблемы Мэри предлагала равноправие и коренное изменение женского образования, чтобы девочкам было, наконец, позволено не только читать глупые романы, но и развивать интеллект и физическую силу.

Книга Мэри Уолстонкрафт получила огромный резонанс не только в Британии, но и на Континенте и даже в Соединенных Штатах. Ею восторгались, с нею полемизировали, ее поносили. Консерватор Гораций Уолпол назвал Уолстонкрафт «гиеной в юбке», а моралистка Ханна Мур отказалась даже открывать столь мерзостное сочинение. Элиза с Эвериной изнывали от зависти, точно сестры Золушки. «Я вздыхаю при мысли о том, что уже не увижу ее прежней – разве что в лучшем из миров, где тщеславие не развратит ей душу», – писала о сестре Элиза.

Мэри действительно купалась в лучах славы, но ее счастье не было полным. Вот если бы Фюсли смотрел на нее иначе, как на лучшего друга, а не как на назойливую поклонницу! Настоящий стоик, Мэри утверждала, что может контролировать свои чувства. Но Фюсли насмешливо отмахивался – он был уверен, что Мэри хочет заняться с ним сексом. За его спиной Мэри отважилась поговорить с его молодой женой Софией. Она предложила Софии платонический союз: пусть они живут втроем, но Мэри не будет претендовать на тело Генри, лишь на его душу и блестящий ум. Предложение так возмутило миссис Фюсли, что она потребовала от мужа никогда больше не видеться с этой сумасшедшей. Фюсли с легкостью согласился.

Мэри отправилась лечить душевные раны на чужбину, подальше от Генри и его узколобой жены. Ее мятежная душа стремилась во Францию, где революция шла уже полным ходом.

* * *

К декабрю 1792 года, когда Мэри приехала в Париж, революционеры лишили короля полномочий и вместе с семьей заключили в тюрьму. Теперь гражданина Людовика Капета готовились судить по обвинению в измене и узурпации власти. Суд над низложенным королем в январе 1793 года стал одним из первых парижских впечатлений Мэри. Из окна она видела печальную фигуру Людовика, ехавшего на встречу со своими обвинителями, и невольно пожалела короля. 21 января 1793 года король был отправлен на гильотину. Мэри не стала присутствовать на казни, но до ее слуха донеслись вопли восторга, как ликовала толпа и растаскивала на сувениры его рубаху.

Уолстонкрафт по-прежнему верила в идеалы революции. Как было в них не верить, если новая власть даровала дочерям право наследовать собственность? Был легализован развод, причем детей после развода чаще всего оставляли с матерью! По контрасту с английскими законами это казалось настоящим чудом! Трудно было представить, что хотя бы где-то женщины могут быть настолько свободны. Мэри словно попала в утопию, в иной мир. Кроме того, общение с известными интеллектуалками, такими как Манон Ролан, Олимпия де Гуже и Теруань де Мерикур, расширило ее кругозор. В Париже Мэри оказалась своей среди своих.