— Найти сыворотку и сделать антидот. А если не получится — оружие.

Ретт медленно отстранился от стола.

— Оружие против оборотней? Антидот? О чем ты черт побери?

— Я знал, что тебе это не понравится Ретт. Но прошу, не будь сейчас оборотнем, будь алхимиком. Будь рациональным.

Ретт молчал, и это стоило ему усилий. Потому что от таких слов рациональным ему быть не хотелось. Хотелось встряхнуть Жана как тряпичную куклу, чтобы думал прежде чем болтать об оборотнях. Но все же Ретт сдержался и задушил свой простой, волчий гнев.

— Говори. — сказал он спокойно.

— Ретт, я знаю, что тебе это не по душе, но раз они смогли превратить обычных людей в оборотней с помощью какого-то препарата, то значит процесс можно и обратить. Так же как с вампирами. Разве ты не видишь связи? Мы остановили процессы в телах Сары и Лазаря Фетаро. Они не испытывали жажды крови.

— И теряли способности. — заметил Ретт.

— И что с того? Они просто становились людьми. Если можно сделать из человека вампира, из вампира человека и наконец, из человек оборотня…

— То значит и оборотня можно превратить в человека. — закончил Ретт.

— Прошу, просто обдумай это с холодной головой. Если мы достанем сыворотку и исследуем, то мы сможем просто обратить этих людей обратно. Вылечить их. И не будет никакой тысячной армии волков, угрожающей вашим с Джайей семьям.

— Зато останется оружие, способное превратить Бессмертного в обычного человека. Сделать меня человеком. — губы Ретта с отвращением искривились. Он родился волком. Он обращался уже в три года. Он пробежал на лапах не меньше чем на ногах. И теперь Жан говорит что «вылечит» его?!

— Ты смотришь на это с позиции оборотня. — досадливо сказал Жан.

— Но я и есть оборотень, Жан! И до вчерашнего дня тебя не смущало, что я и моя стая своими нечеловеческими способностями защищают тебя. Но теперь у тебя появилась девка и все стало совсем иначе. Теперь я и моя семья больны, а ты значит спаситель и вылечишь весь мир. Так выходит?

— Ретт, прошу не передергивай мои слова.

— А ты не думал, что она просто использует тебя? Она хочет вылечиться от оборотничества?

— Конечно нет! — вспылил Жан. — Ретт, не кипятись, никто не говорит о том, что это будет принудительное лечение всех оборотней. Но разве ты сам не хочешь уничтожить вампиров.

— Вампиры убивают людей.

— Не все. Не каждый из них. Тесс тоже вампирша. Может быть и она убивает людей.

— Она не станет убивать!

— Откуда ты знаешь, Ретт. Ты судишь одних по себе, а других по своим предубеждениям. Все вампиры у тебя враги и нелюди, но твоя «девка» не такая.

— Мда, здорово она тебя обработала. Любо дорого посмотреть. Еще вчера у меня был друг и соратник, а сегодня уже враг. Браво, Джая, умный ход. Только вот не думал я, что ты такой идиот Жан.

— Иными словами, меня нельзя полюбить. Только использовать в интриге против тебя? — Жан улыбнулся, задергались мышцы лица. Ретт не знал что отвечать. Он злился и чувствовал себя брошенным и преданным.

— Нет. Я не говорил такого. Но доверять Джае Рабах и верить в сказочку, что она влюбилась в тебя вот так по щелчку… Будь и ты рациональным Жан. Разве это похоже на правду?

— Это похоже на сказку. — сказал Жан тихо. — И я останусь в ней, даже если меня обманывают. Тебе этого не понять Ретт. Ты это ты. А я… — Жан понуро посмотрела на свою грудь. — Я это я.

— Что она просила тебя сделать?

— Препарат, чтобы убить или развоплотить новообращенных волков. Мне нужна сыворотка, которую они колют, чтобы начать исследования.

— Хорошо. Пусть так. Я помогу ее достать. Но прошу, не сбегай с ней никуда. А если соберешься, то мы с Адаром пойдем с тобой. Что бы ни было, я твой друг и не позволю, чтобы твое тело нашли в какой-нибудь вонючей канаве. Не пренебрегай моей защитой. Рабах нельзя доверять. По крайней мере, я не доверю им твою жизнь. Если ты позволишь.

Жан посмотрел на Ретта с благодарностью и толикой вины.

— Да, ты прав. Мы хотим уйти через два дня. Будет небольшая застава. Говорят там есть новообращенные, а значит возможно сыворотка.

— Возьмешь меня с собой? — Ретту стоило усилий озвучить это как просьбу. Волчья природа велела ему указывать, приказывать и делать по-своему. Подстраиваться и стелиться под мнение человека было физически тяжело.

— Конечно, если ты хочешь. И… если не хочешь нам помешать.

Ретт прислушался к себе, ища ответ на этот вопрос. Оружие против оборотней. Он должен был это остановить. Нельзя, чтобы Жан преуспел. На кону безопасность всех стай. Всех оборотней. Джая спятила от страха потерять стаю. Она просто спятила, если допускает мысль сделать нечто подобное.

— Меня прежде всего волнует твоя безопасность. — сказал Ретт и с трудом, но изобразил улыбку.

Ретт вышел подышать перед сном, потому что оставаться в одной комнате с Жаном ему было невыносимо. Он спустился по лестнице, темной и узкой, прошел нижние комнаты, битком набитые членами стаи Рабах, и вышел из дома.

Теплая маркийская ночь обступала со всех сторон. В степи гулял ветер, на углу дома болтался и скрипел фонарь, зазывающий путников. Село жило торговлей и обслугой проезжающих через степь к границе. Сегодня у них был праздник. Сотня постояльцев, которым нужна еда и кров.

Ретт вышел за ворота и побрел куда глаза глядят. Это было неразумно с его стороны. Нужно было хотя бы взять Адара… Но он устал от вечного присутствия соглядатая деогенсы. Устал от подозрительных взглядов Рабахов и от ненависти и злобы в глазах Джаи. Разочарование и недоверие в глазах Жана стало последней каплей. Последней.

Ретт шел по каменистой дороге в полной темноте. Он слышал и чуял, как слева в траве бежит лисица. Слышал легкие хлопки крыльев ночной птицы далеко в вышине. От людского жилья тянуло кисловатым терпким запахом тел и еды, жаром печей. Эверетт остановился и с силой вдохнул ароматы ночи.

Травы, звери, земля, камни, вода в канаве и лягушки, что метали икру. Он чуял это все, потому что был оборотнем. Родился таким. Был таким всю свою жизнь.

Он чуял когда Хел приносил в соседнюю спальню украденные с кухни конфеты и чуял, куда он их прячет, а потом воровал. Он чуял, когда у матери и сестер начинался женский цикл. Запахи, звуки, ощущения недоступные обычному человеку составляли его мир, привычный более яркий и открытый, более покорный ему и его воле.

Ретт был хищником в круговороте жизни и никто в этом не сомневался. Все оборотни были хищниками. И хоть он никогда не охотился на людей, если не считать войн, встать с ними в один ряд было для него все равно что ослепнуть, оглохнуть и лишиться руки и ноги. Стать жалким немощным калекой, передвигающимся медленно и неловко, видящим и слышащим хорошо половину того к чему он привык.