По мере того, как они углублялись в территорию Ханзы, дорога понемногу становилась лучше, поднимаясь на невысокие холмы и петляя между огромными полями пшеницы. Изредка попадались крестьянские дома. Работающие в полях люди не обращали на них никакого внимания, но, когда отряд проезжал мимо двух светловолосых девчушек, они принялись хихикать и махать руками, а потом убежали и спрятались за заброшенным амбаром. Мюриель смотрела, как они выглядывают оттуда, пока девочки не остались далеко позади.

— Мы уже недалеко от Средних Земель, — сказала Мюриель, обращаясь к Элис.

— Крестьяне всюду одинаковы, — ответила Элис. — И не важно, на каком языке они разговаривают — на ханзейском или на алманнийском.

— Интересно, волнует ли их война и важно ли для них, кто побеждает.

Элис посмотрела на Мюриель.

— Вы шутите?

— Ты только что сказала: крестьяне есть крестьяне. Их жизнь не особенно меняется из-за того, кому они платят налоги.

— О, да, это так, но сейчас — во время войны — их поля будут опустошены, дочери изнасилованы, и сделать это может любая из воюющих сторон. Их сыновей силой заберут в армию, и очень многие погибнут, заполняя своими телами рвы при штурме замков, ведь они не умеют владеть оружием. Да, им все равно, кто с кем воюет, и кто одержит победу, но они совсем не хотят, чтобы к ним пришла война.

— Армия Кротении не будет вести себя так чудовищно, — возразила Мюриель.

— Будет, я вам обещаю. Так уже было и не раз.

Мюриель поразила убежденность в голосе Элис.

— Расскажи мне, — попросила она.

Элис отвернулась.

— Не имеет значения, — сказала она. — Это неприятная тема. Мне не следовало начинать.

— А ты и не начинала — это я начала. К тому же я твоя королева и ты мне служишь. Выполни мой каприз.

Элис теребила поводья, глядя на гриву своей лошади.

— Это давние воспоминания, — сказала она. — Мне было всего пять. Вы должны понять, мы жили бедно. Мой отец не мог даже привезти в порядок наш особняк; в некоторые комнаты мы старались не заходить, полы в них совсем сгнили. Еще до моего рождения река изменила русло, и половина наших полей превратилась в болото. Только пять семей жило на наших землях. Я помню лишь одно имя — Салли, моей няни. Наверное, ей было двенадцать лет. Волосы у нее были рыжими, а руки — грубыми. Она пела мне смешные песни, но я их уже не помню.

Однажды появилось множество странных людей. Некоторые остановились в доме, другие разбили лагерь в полях. Помню, как мой отец с ними спорил, но мне тогда казалось, что происходит нечто интересное. Однажды, когда мы находились в доме Салли, она сказала, что мы будем играть в прятки в амбаре. Она вела себя как-то странно, и мне стало страшно. Она отвела меня на сеновал и сказала, чтобы я не шумела. Потом пришли какие-то мужчины и заставили Салли раздеться.

— Нет.

— О, да. Я не знала, что происходит, не понимала, что они делают, но сидела тихо. Когда они ушли, Салли проплакала до вечера. Я рассказал обо всем отцу. Он поцеловал меня и спросил, не прикасались ли они ко мне, а когда я сказала, что нет, отец заплакал. А потом проговорил, что ничего нельзя поделать, идет война.

— Восстание Кауси.

— Да.

— Но люди Кауси были настоящими животными.

— В нашем доме жили не люди Кауси, а рыцари и солдаты, присланные из Эслена. Конечно, я узнал об этом намного позже, как и о многих других вещах, которые они сделали, пока жили на нашей земле. Вскоре после этих событий меня отдали в монастырь.

— Вильям успел совсем немного пробыть королем, когда случилось эти события, — сказала Мюриэль.

— Не имеет значения, кто являлся королем. Армиям необходимо есть. Солдаты должны сражаться, многим из них суждено умереть — и это их меняет.

— Но это не может служить оправданием.

— Верно. Я надеюсь, что мужчины, которые надругались над Салли, умерли в мучениях. Я не ищу оправданий; просто мир устроен так, а не иначе.

— Не все мужчины такие.

— Конечно, нет. Но даже один на сотню — уже много, а таких гораздо больше, — ответила Элис.

В тот день они увидели впереди удивительные мерцающие замки из облаков. Вокруг царила тишина, и Мюриель затаила дыхание пораженная прекрасным зрелищем. Время от временя между облаками и землей проплывали изогнутые сине-белые полюсы чистого неба, но почти все пространство над землей было закрыто далеким грозовым фронтом. Элис это зрелище поразило не меньше, чем королеву.

В мире так много красоты, когда у тебя есть время ее замечать. Почему это всегда происходит во время путешествий?

Не взирая на грозу на севере солнце невозмутимо двигалось к лесу на западе, но прежде, чем оно до него добралось, перед ними открылось новое зрелище. Сначала они увидели облака пыли, во вскоре Мюриель уже смогла различить знамена и отблески красного солнца на доспехах.

Она вспомнила маленьких девочек, которых они видели утром, и по ее спине пробежал холодок.

— Как вы думаете, сколько их, сэр Нейл? — спросила Мюриель у рыцаря.

Они остановились на вершине холма, откуда открывался превосходный вид на длинную неглубокую долину. Эрадал развернул свое знамя, и она видела, что навстречу им скачет передовой отряд.

Нейл показал на марширующую колонну, которая двигалась по дороге по четыре солдата в ряду и растянулась на лигу.

— Вы видите знамена? — спросил он.

Конечно, она их видела. Каждое знамя было не менее нескольких квадратных королевских ярдов. На ближайшем была изображена большая рогатая рыба. Два других находились слишком далеко.

— Под каждым из таких знамен собирается около тысячи человек. Это целый харджи.

— Харджи?

— Армия Ханзы организована не так, как наша, — объяснил Нейл. — В Кротении лорды призывают своих рыцарей, рыцари приводят с собой вассалов, пехотинцев, иногда они набирают рекрутов из крестьян. Люди объединяются вокруг своих естественных предводителей.

— А в Ханзе не так?

— Кавалерия организована таким же образом, но не пехота. Пехота разделена на отряды: сто человек образует вейрду. Десять вейрду образует ханзу. Три или четыре ханзы составляют харджи примерно то же самое, что церковный легиф.

— Похоже, они неплохо организованы, — заметила Элис.

— Да уж, — отозвался