На выходе из монастыря зашел помолиться перед дальней дорогой иконе Божьей Матери. Положил котомку у порога храма. Попросил о помощи и милости. За последнее время он отвык от воли. Жизнь в обители обрела для него какую-то особую весомость, прочность. А вот большой мир снаружи казался ему враждебным и хрупким.

И ему пришлось на время вернуться туда.

В дорогу с ним напросились еще два странника. Одного, длинного и нескладного, звали Митей. А второго, похожего на ребенка, с тоненькими, как тростиночки, руками и маленьким личиком, – Алексеем. Митя, заросший рыжей бородой, был одет в кирзачи и черную фуфайку. Гололицый Алексей выглядел щеголем в серой шляпе, очень похожей на цилиндр, длинном пальто и черных начищенных ботинках. Инвалид, в руках он держал костылики. И передвигался по дорожкам монастыря вперевалочку, быстро-быстро выкидывая костыли вперед.

Митя по простоте душевной то и дело напевал озорной и странный мотив, которому, судя по всему, его научили какие-то хулиганы:

Он, видимо, до конца не понимал смысла слов, наивно уверенный в их красоте. То и дело пытался напевать в самых неподходящих местах. В ответ Алексей одергивал его.

Но проходило какое-то время, и снова слышался знакомый мотив…

Вот такой вот живописной троицей – лилипут-инвалид, юродивый аутист и послушник – пришли они на провинциальный вокзал. И встретили тут четвертого. Попутчиком их оказался батюшка Алипий, который как раз возвращался из монастыря к себе домой. В приход. И тоже через столицу нашей Родины.

Обрадовались. Обнялись. И такой вот компанией тронулись в путь.

Дорога дальняя. Разговор длинный. Анатолий с интересом слушал жалобы приходского священника о трудном житье-бытье:

– Вот скажи, мил человек! Как жить с маленького прихода? Доход невелик. А надо, кроме себя, содержать дьякона и пономаря. Певчим заплатить. Ну и отчислить толику в епархию на содержание архиерея. Да еще постоянно какие-то хозяйственные расходы. Ремонт. Свет, тепло. О душе думать некогда, приходится добывать хлеб насущный.

– Надо сделать как в Греции, – заметил Алексей. – Там священники получают зарплату, числятся государственными служащими… А у нас – сирые и убогие. Бьются в нищете.

– Не скажи! – вдруг возразил ему батюшка, только что жаловавшийся на жизнь. – В Москве приходы богатые. Рясы носят дорогие, шелковые. Ездят на иномарках. Везет людям.

– Да, Москва бьет с носка! – неизвестно зачем добавил Митя.

Так и ехали в праздных разговорах. И послушнику Анатолию казалось, что чем дальше отъезжали они от монастырских стен, тем труднее ему было сохранять уже установившийся душевный строй.

А Алипий, как назло, все буровил и буровил о своем:

– А аппарат какой у архиерея? Сколько там отделов, тьма народу. Попробуй всех прокорми с таких бедных приходов!

Расстались они просто. Митя с Алексеем сошли с поезда еще до Ленинградского вокзала. А он с Алипием проехал до конечной. Там и вышли, нырнув сразу в подземелье. Наверх поднялись уже на Лубянке.

Алипий и здесь не отставал. Теперь рассказывал о том, как получил благословение от отца Иоанна стать не монахом, а священником:

– Отец Иоанн был святой! Я-то грешный. Поговорить с ним было трудно. Очень уж занят. Никак не подступишься. Стоило ему только выйти на свет божий, как к нему сразу же кидалась толпа паломников. С вопросами, за благословением. Старец-то был прозорливый.

Я все думал, как к нему подступиться. Долго пытался и так и сяк. Не получалось. А тут он заболел. Лет-то ему за девяносто было. Ну, думаю, не успею узнать Божью волю. Ан нет! Чудо случилось. Незадолго до его кончины пришел ко мне чернец и сказал: «Отец Иоанн зовет тебя к себе». Я тогда очень сильно удивился.

Пришел. Келейка отца Иоанна чистенькая такая, иконками завешанная. Старец уже никого не принимал, лежал. Немощь его одолела. Говорить уже не мог. Благословил он меня и протянул записочку. А в ней было сказано: «Дорогой Алипий! Муки и терзания будут преследовать вас, пока не последуете за зовом Божиим. А я вижу, что вы в душе не монах. Вы хороший человек. Вы батюшка. Ехать вам надо в город “К”. Там ждет вас ваша судьба. Доверьтесь Богу. Его милость беспредельна».

Так-то я и стал священником. Да что с тобой, Анатолий?

Пока отец Алипий развлекал Казакова своими рассказами, они вышли на Лубянку. Прямо перед зданием его бывшей конторы. Увидел ее послушник. И так защемило в душе, так ему стало муторно… Оглядел он площадь, на которой раньше стоял памятник Железному Феликсу, а теперь лежал Соловецкий камень, и сердце забилось, как заячий хвост. Мысли были грустные: «Тут я бывал. Во-он те окна, из которых я глядел на площадь! А теперь кто я? Где мое место в жизни? Пугало я огородное в этой рясе!»

Постоял в печали. А Алипию сказал просто:

– Нахлынуло. Тяжело! – и смахнул слезу.

А тот засмеялся и ответил:

– Ты что плачешь? Представляешь, как там чертям в аду тошно? То-то они твою душу проворонили. Сейчас им там дают втык. Они-то раньше радовались. А теперь ты спасен…

Этими устами да мед бы пить.

* * *

Прежде чем идти в монастырь, решил позвонить своему старому другу Алексею Пономареву. Ведь виделись они с ним давным-давно.

Новые времена, новые технологии. Позвонить из автомата теперь проблема. Кончился звон двухкопеечных монет. Надо искать киоск, покупать карточку. И только тогда тебе в кредит по талону предложат любимых людей. С третьего раза ему ответили.

– Алло! Алло! Это я!

Друган ответил приглушенным и даже каким-то придушенным голосом:

– А-а, Толян! Ты где пропадал? Сколько лет, сколько зим! Что ж не звонил? Я пытался тебя искать! Где был?

– Ох, Леха, история моя долгая! По телефону не расскажешь. Денег не хватит.

– Так давай встретимся. Выпьем водки! – и Алексей бесшабашно расссмеялся, как в старые добрые времена.

– А твоя царь-девица тебя не прибьет? – подколол его в ответ Анатолий. – Или ты уже развязался?

– Да что ты! У нас уже двое! – ответствовал ему Алексей. И добавил:

– Ты вот что, приезжай ко мне в ресторан. Метро «Киевская». Там пройдешь направо несколько метров и увидишь указатель и знак. Ресторан называется «У трех охотников».

– Ну ты и чудак! Название кто придумал? Небось, твоя Марфа-царевна?

– Не спрашивай!

* * *

У входа в ресторан с вывеской «У трех охотников» стоял рослый швейцар-охранник в униформе. Увидев такое бородатое чудо-юдо в рясе, даже не хотел его пускать. Но сзади нарисовался Алексей. Он тоже откуда-то приехал. Узнав в этом лохматом человеке Казакова, ахнул и всплеснул руками.