живу с Шарлем и скоро обзаведусь мужем, а у тебя и вовсе целое семейство в особняке.

— Гиацинта, — Трапп поцеловал её в висок, — я вовсе не собираюсь продолжать роман с замужней женщиной.

— Не говори глупостей, — отмахнулась она с досадой. — С каких пор тебе стали мешать мужья?

— С таких, что ты опять пытаешься напустить тумана там, где могла бы воспользоваться мною для решения своих проблем. Я великий генерал, слышала что-нибудь об этом?

Она подняла голову и поцеловала его долгим, неторопливым поцелуем. Её язык скользнул ему в рот, и Трапп поневоле ухватил горогу огромной лапищей за шею, не позволяя отодвинуться.

Ему все время казалось, что Гиацинта то и дело ускользает из его рук, как юркая рыба.

— Ты великий генерал, — прошептала она, — но не волнуйся, я о тебе позабочусь. Ты только ни во что не вмешивайся.

Остаток дня Трапп провел в довольно мрачном расположении духа. Он встретился с ювелиром, попросил Алисию показать Лизу её доктору и заняться гардеробом, потом отправился к королю с докладом о волках и о том, что по весне надо будет искусственно восстанавливать их поголовье. После обеда он разбирался с делами и инспектировал казармы, вникая в наследство Гарольда Бронкса.

Всё раздражало Траппа, и он то и дело ловил себя на том, что так и норовит сорваться на ни в чем не повинных офицерах, которые ему совершенно не нравились.

Уже ближе к ночи он выдернул из-под ареста Найджела Бронкса и назначил его своим адъютантом, чем поверг юношу в трепет, а остальных — в изумление, смешанное с возмущением. Молодой Бронкс был на плохом счету, он числился в недотепах и неудачниках, и Трапп ощутил некоторое удовлетворение от того, что поставил всех в тупик.

Но проведя несколько дней в казармах бок о бок с этим человеком, генерал открыл для себя умного и исполнительного помощника, который прекрасно понимал, где надо проявить инициативу, а где — получить четкие инструкции. Ему были чужды агрессия и насилие, зато он отлично пользовался мозгами и чутьем.

Как бы то ни было, из него получится вполне приличный и тактичный муж, лучшего горгоне не найти.

— Почему ты такой угрюмый? — спросил его как-то Чарли за завтраком.

Трапп лишь пожал плечами, не зная, как признаться в том, что больше всего сейчас он сердился сам на себя.

Надо ли позволить Гиацинте поступать так, как она считает нужным, или пора уже вмешаться?

Эухения не отвечала на расспросы про Люси Смолл, и этого следовало было ожидать.

Зато одним дождливым вечером, когда она качала на ноге годовалого Тобиаса, попутно рассказывая сказку Грэгу и Марии, Трапп вдруг услышал ответ на вопрос, не дававший ему житья всю неделю.

— «Почему ты меня не любишь, — заплакал лепрекон, — ведь я отдал тебе все свои горшочки с золотом». «Потому что мне нечего дать тебе в ответ», — заявила фея и понесла свою пыльцу карлику.

Трапп расхохотался, расцеловал Эухению в обе щеки, снова пообещал на ней жениться и завещать ей все свое состояние.

А потом перестал беситься и поехал к Бронксам.

Передоговариваться.

Найджел Бронкс-старший, считавшийся главой этого неприятного семейства, страдал подагрой, бессонницей и приступами злобы.

Однако Траппа он принял сразу, несмотря на поздний час, не располагающий к визитам.

— Бенедикт, — проскрипел он, тщедушный, седой и злоехидный. — Не далее как вчера мы играли в карты с вашим почтенным отцом. Он ужасно сердит на вас. Говорит, вы совершенно не прислушиваетесь к его мудрым советам.

— Так своей мудрости полны карманы, — ответил Трапп, — чужая в них не помещается.

— Не слишком мудро с вашей стороны приближать к себе моего внука. Мальчишка еще доставит вам неприятностей, вот увидите.

— Неприятностей или удовольствия? — невинно спросил его генерал.

Было любопытно наблюдать за тем, как старика буквально в секунду заколотило от злости.

— Не беспокойтесь о нем, — продолжал Трап спокойно. — Пока он служит при мне, ничего плохого с ним не случится. И никакие дурные слухи его не коснутся. Однако меня удивляет выбор жены для вашего внука. Разве вам неизвестно, что мужья этой женщины мрут, как мухи?

— Может, оно и к лучшему, — задыхаясь, прокаркал Бронкс. — Может, именно этим она и ценна.

— Я понимаю, почему вы хотите женить Найджела так сильно, что даже женщина с дурной репутацией вам прекрасно подходит.

— Женщина, согласная молчать о некоторых аспектах своего брака.

— Но я не понимаю, почему госпожа Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч выходит за него замуж. Вы обещали ей состояние?

Бронкс вдруг мерзко захихикал, сверкая острыми глазками-бусинками.

— Вы поэтому сюда прискакали? — спросил старикан с удивительной прямолинейностью. — Ах, Бенедикт, да вся ваша мудрость помещается под женским каблуком.

Трапп промолчал, никак не реагируя на прямое оскорбление.

Иногда правда бывает оскорбительной, что поделать.

— Никаких денег она не стоит, разумеется, — наконец сообщил Бронкс. — У меня служит некий Антуан Верд, он сейчас в немилости.

— Как и Варкс, полагаю, — вставил Трапп.

— Варкса можно сбросить с доски, вряд ли вы сохраните его жизнь. А вот Верда вы не тронете, верно? Как и он вас. Перемирие, мой дорогой Бенедикт.

— К черту такой мир, — вставая, возразил Трапп. — Вы идиоты, если думаете, что хоть сколько-нибудь еще значите. Один неверный шаг, мой дорогой Найджел, и король отменит помолвку с Нитой. После этого Бронксы на расстояние пушечного выстрела не приблизятся к трону. И делайте со своей бесполезной местью потом, что хотите. Засуньте её хоть…

— Что связывает Антуана Верда и госпожу Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч? — перебил его старик. — Почему эти двое на многое готовы друг ради друга? Дергаешь за ниточку одного, второй тоже качается. Вам что-нибудь об этом известно, Бенедикт?

— А вам что-нибудь известно о том, как быстро распространяются сплетни о миловидных офицерах? Или например о том, что я в любой момент могу обвинить дом Бронксов в покушение на мою жизнь? В государственной измене, в преступном сговоре с фальшивым королем, в… Мало ли что я еще придумаю! Не связывайтесь со мной и найдите своему внуку жену попроще. Гиацинта Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч ему явно не по зубам и не по карману.

Бронкс задумчиво прищурился.

— Как сильно вы подставляетесь, мой дорогой Бенедикт. Просто дарите мне оружие против вас. Но пока я уступлю.

«А потом ты развалишься от дряхлости», — мысленно продолжил Трапп и принялся прощаться.

На кровати в его спальне лежала совершенно обнаженная горгона, единственным украшением которой служило тяжелое и вызывающе дорогое колье из крупных алмазов.

— А ведь в этом доме полно детей, — закрывая за собой дверь на засов, произнес Трапп с легкой