– Хорошо, – согласилась Санди и взяла ребенка за руку.

Робин покорно вылез из машины. Сердце мальчика бешено колотилось, и он с трудом сдерживался, чтобы не броситься бежать. Он не узнавал своего дома, поскольку никогда не подходил к нему с этой стороны. Вокруг стены густо росли деревья, и нужно было войти под их сень, чтобы разглядеть стоявшее посреди рощи строение. Наконец в проеме металлических ворот, взломанных агентами ФБР, возник знакомый силуэт замка, его башенки и галереи с навесными бойницами.

У Робина, покинувшего дом всего месяц назад, по мере того как он приближался к зданию, росло в груди странное ощущение, что все… уменьшилось, изменилось в размерах. Возможно, от того, что он успел побывать в другом, «внешнем» мире? Замок вдруг показался ему не таким большим и величественным, как прежде. Словно пелена упала с глаз Робина, и он внезапно увидел замок таким, каким он был на самом деле: выкрашенной в яркие цвета подделкой с кое-как пристроенными башнями из суррогатного материала «под старину», с чересчур блестящими металлическими цепями подъемного моста. Еще не осмеливаясь себе в этом признаться, Робин понял, что перед ним не дворец, а театральная декорация, и ему стало больно. Лужайка, озеро – все было до смешного маленьким. Лес – небольшая рощица, поле – просто пустырь, поросший сорной травой.

– Там никого нет, – тихонько сказала Санди, сжимая ладонь мальчика, – дом пуст.

И тогда Робин резко высвободил руку и кинулся со всех ног к замку. Он влетел в парадный зал, поднялся в зеркальную галерею, в оживших стенах которой заплясало его отражение, и закричал что было силы:

– Матушка, отец! Я здесь! Я вернулся!

Но голос негромким эхом растаял под сводами осыпавшегося «мраморного» потолка. Обстановка внутри дворца тоже была жалкой, некрасивой . Пако, ненавистный Пако, говорил правду: античные статуи – грубые гипсовые поделки, дорические колонны – обыкновенные пустотелые столбы. Зеркальная галерея приобретена на мексиканском базаре. Все маленькое, фальшивое! И Робин был здесь один.

Все завертелось у него перед глазами, и он упал на паркет бального зала, по которому столько раз скользил, вальсируя в объятиях Антонии.

Санди проснулась посреди ночи, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где она находится. Бороздившие шоссе тяжелые грузовики, каждый раз поворачивая к мотелю, заставляли вздрагивать его хилые деревянные строения. Мощные фары, прорезая темноту, высвечивали потолок прямо над кроватью Санди. Она встала с постели, чтобы выпить воды. Нет, если уж она собиралась ночами спать, ей нужно было снять что-нибудь в городе – небольшую квартиру или просто двухкомнатный номер в гостинице неподалеку от больницы. Конечно, такие затраты в командировочные не входили, однако Санди не раздумывая заплатила бы из собственного кармана, чтобы оказаться поближе к Робину.

Она жила в мотеле уже неделю, спешно выехав и захватив с собой лишь два кое-как собранных чемодана. После обморока Робина дела шли все хуже и хуже. Ребенок, не выдержав психологического шока, погрузился в транс. Санди пыталась установить с ним хоть какой-нибудь контакт, но безрезультатно. Ее пугал ничего не выражающий, потерянный взгляд Робина. Свернувшись клубочком, во «внутриутробной позе», он оставался бесчувственным ко всему, что исходило извне, к любым попыткам его расшевелить.

Через два часа после того, как Робин лишился чувств, агент Миковски кое-что раскопал, в буквальном смысле этого слова. С помощью зондов для обследования почвы под лужайкой за домом удалось локализовать карман трупного газа. На небольшой глубине лежали сваленные в кучу и засыпанные негашеной известью тела детей.

– Точного подсчета не проведено, – сказал Миковски, – но можно смело говорить о тридцати пяти – сорока трупах. В основном десятилетние подростки. Наверняка мексиканские слуги, о которых рассказывал Робин. Биллингзли избавлялся от них по мере необходимости. Они подрастали и, страдая от замкнутого существования, начинали проситься на свободу. Но это было слишком опасно. Если Биллингзли чувствовал, что назревает бунт, он уничтожал слуг одним махом. Скорее всего он их отравлял. Вот почему ему все время требовалось пополнение. Трудно было держать их взаперти больше года-двух.

Обнаружение захоронения давало делу новый поворот, теперь речь шла не только о похищении.

– Почерк серийного убийцы, – заявила однажды утром Санди. – Уверена, что это не пробный удар. Все разыграно как по нотам: примерно раз в десять лет Биллингзли похищает очередного ребенка, устраиваясь на новом месте под фальшивым именем. Он вышвыривает на улицу своего воспитанника, когда тот становится слишком взрослым и перестает соответствовать его фантазму, и методично умерщвляет мексиканских приятелей мальчика, которые для него ничего не значат.

– Согласен, – кивнул Миковски. – Главное – выяснить, когда он приступил к занятиям этим видом спорта. По мнению агента по недвижимости, Биллингзли около шестидесяти лет. Интересно, в каком возрасте он начал? В двадцать, тридцать, сорок лет?

– Когда у него появились деньги, – ответила Санди, – и он получил возможность следовать своим наклонностям. Возможно, сразу после смерти родителей, когда ему досталось наследство.

– Тогда резонно предположить, что его родители преждевременно погибли, например, в авиакатастрофе. Итак, наш подопечный стал набобом в неполные восемнадцать…

– Если ему сейчас приблизительно шестьдесят лет, – подвела итог Санди, – то он успел похитить четверых мальчиков, продержав каждого в тюрьме около десяти лет…

– Он убивал в течение каждого десятилетия от тридцати до сорока маленьких мексиканцев, – продолжил специальный агент. – Значит, к настоящему моменту у него на совести от ста двадцати до ста шестидесяти убийств.

Миковски и Санди обменялись взглядами. Несмотря на чудовищность цифры, в ней не было ничего необычного: многие серийные убийцы имели на счету более четырехсот жертв. И все же размах преступника впечатлял.

– Нужно развязать мальчишке язык, – настаивал Миковски. – Сейчас это наш единственный шанс. – Робину многое известно, он наверняка слышал какие-нибудь разговоры между Биллингзли и его подругой, так называемой Антонией… Не отходи от ребенка круглые сутки, спи возле его кровати. Если понадобится, я добьюсь любого разрешения.

– Нужно попробовать собрать информацию по всей территории Соединенных Штатов, – заметила Санди, – и отыскать следы двух-трех мальчиков – предшественников Робина. Дети могли рассказывать ту же историю, что и он, которую сочли неправдоподобной и отнесли к разряду фантазмов. Не исключено, что сохранились отчеты, служебные записки, медицинские заключения…

Миковски поморщился.

– Хорошо, – проговорил он. – Но ведь придется закопаться в бумагах десяти-, двадцати-, а то и тридцатилетней давности. Каменный век, доисторические времена архивного дела, доинформационный период.