Молли посмотрела на больную ногу брата: всё такая же худая, неестественно вывернутая. Рядом на бревне лежит костыль.

– Ты не открыл банку?

– Нет. Очень хотел. Очень. – Кип провёл пальцами по этикетке. – Но я подумал: а если он поможет и я смогу бегать, я же захочу большего. И буду хотеть всё больше и больше. И никогда не успокоюсь.

Молли удивилась, насколько прав её брат. Вспомнила, как невыносимо ей хотелось получить следующее письмо, а за ним – следующее.

– Скажи мне, – попросил Кип, глядя ей в глаза, – почему дерево давало тебе письма от мамы с папой?

Уткнувшись взглядом в колени, Молли мяла грязный, изорванный подол платья.

– Похоже, ты и так знаешь…

– Ты должна сказать.

Сжав зубы, Молли вызвала в памяти те вещи, которые так долго и мучительно оттуда изгоняла. Где‐то в темноте среди деревьев бежала и шумела река.

– Каждый раз, когда я слышу реку, я вспоминаю море.

И до Молли донеслись их голоса, крики среди бушующих волн. Она набрала воздуха в грудь.

– Ты не помнишь, как мы бежали из Ирландии. В порту ты уже горел в лихорадке.

Кип понурил голову.

– Это не твоя вина. Болели многие. И на корабле никому не становилось лучше. Нас набили туда, будто мы не люди, заперли в трюме, как животных, почти без еды и воды. Для них мы и были животными, скотом. – У Молли невольно сжались кулаки. – Вторую ночь мы все вчетвером спали на узенькой койке. Начался шторм. Корабль бешено раскачивало, люди падали с коек. Снаружи лил дождь. Гроза и ветер бушевали над морем. Через порты для пушек стала заливаться вода. На палубе бегали и перекрикивались моряки. Мы просили выпустить нас, но они не слышали. Всё это время мама держала тебя на руках и пела тебе – как в детстве.

Молли смотрела на пламя и слышала мамин голос.

– И вот судно раскололось. Будто сама земля развалилась на две части. Вода полилась сверху, с палубы. Она уже доставала до щиколоток. И тогда папа с другими мужчинами выломали дверь, и все выбежали на палубу. Я помогала маме нести тебя. Одна из мачт переломилась пополам. Паруса изорвало в клочья. Дождь лил косой стеной. Волны вздымались, как горы. Вся команда судна исчезла: они бросили нас умирать.

Кип вцепился в костыль:

– Шлюпок не было?

– Осталась одна шлюпка. Люди превратились в зверей – так дрались, чтобы попасть в неё. Но папа дрался лучше всех. Мы успели сесть в лодку – и её сразу отвязали. Но нам сказали, что места в ней всего на двоих.

Молли отвела глаза. Медленно вдохнула.

– Мама с папой положили тебя мне на руки и оставили в лодке. Я кричала, умоляла их не делать этого, но они не слушали. Мама прижала меня к себе и обняла. «Заботься о нём, он теперь твой…» – попросила она и разжала руки… – По щекам у Молли текли слёзы.

Она закрыла лицо ладонями и наконец дала волю слезам, которые сдерживала столько времени. Она вся содрогалась от рыданий и не знала, говорил ли что-то Кип, шевелился ли он. Не слышала и не чувствовала. Наконец, она вытерла лицо.

– Клянусь, я хотела тебе сказать. А потом мы добрались до суши, ты пришёл в себя и спросил, где мама, где папа… – Молли снова зарыдала. – И я не смогла. Я просто не смогла произнести эти слова. – Она сжала губы. – Поэтому я рассказала тебе историю.

Даже в красноватых отблесках огня было видно, как побледнел Кип.

– Ты не рассказала историю. Ты соврала, – тихо произнёс он.

– Я знаю, что это никак не исправить. – Молли потянулась к брату, но он отпрянул. – Мне было страшно. И я очень хотела, чтобы моя история оказалась правдой. Хотела думать, что они где‐то здесь, в этом большом мире, что у них интересные приключения. Какая‐то часть меня верила в то, что это может оказаться правдой. Судно утонуло, но ведь они могли уцелеть!

– Они не уцелели, – жёстко сказал Кип.

Молли кивнула:

– Я знаю. Знаю. И я собиралась рассказать тебе правду. А потом… потом я нашла дерево. И письма. Написанные маминым почерком. И я подумала: «А если они настоящие?» Если чудо случилось и мама с папой живы? Если они уцелели? И тогда моя ложь перестала бы быть ложью. Тогда мы бы перестали быть одни. Я не жду, что ты простишь меня. Ни сейчас, ни потом. Просто пойми, что я пыталась защитить тебя. Пыталась сделать как лучше.

Кип тяжело вздохнул:

– И сколько же людей, погребённых под деревом, были уверены, что поступают как лучше?

Молли молчала. Она не знала, как ответить. Брат посмотрел на неё и опустил голову:

– Я бы хотел тебя возненавидеть. Хотел бы драться, кричать из-за того, что ты врала. Но ты врала не мне. Это ведь было твоё желание. А я хотел другого. Даже сильнее, чем хотел того, чтобы вернулись мама с папой. – Кип сжал в руках жестяную баночку. А когда снова посмотрел на сестру, в его глазах стояли слёзы. – И кто я после этого?

Молли обняла брата и прижала к себе:

– Ты самый обычный человек. Не лучше и не хуже других.

Он крепко-крепко обнял её в ответ, сдавив грудную клетку, и Молли уткнулась носом в его лохматую рыжую голову. Они долго не отпускали друг друга, переплетя руки и прижавшись. Это были не просто объятия. В них не было нежности. Они давали друг другу силы: брат держал сестру так же крепко, как она его.

Наконец, всхлипывая, Молли вскинула голову к звёздам.

– Мне кажется, я поняла. Помнишь, Хестер спросила, в чём разница между историей и ложью? И тогда я ответила, что история помогает людям. «В чём помогает?» – спросила она. И теперь я знаю ответ. История помогает людям посмотреть миру в глаза, даже если он пугает. А ложь – совсем наоборот. Она помогает спрятаться от мира.

Кип разжал объятия.

– Похоже, тем дерево и занято, – сказал он и отстранился, чтобы видеть сестру. – Оно помогает человеку обманывать самого себя и притворяться, что окружающего мира не существует.

Он взял с бревна жестяную баночку с лекарством. И с грустной улыбкой – наверное, представив себя здоровым, – швырнул её в огонь. Банка затрещала, зашипела, разбрасывая вокруг себя искры… Мечта сгорела, превратившись в прах. Молли наблюдала, как мужественно брат перемешивает угли над почти сгоревшей жестянкой.

– Кип, ты самый смелый человек из всех, кого я встречала! – сказала она.

Кип вытер нос и спросил, глядя на пламя:

– Знаешь, чего я хочу?

Молли покачала головой:

– Нет. Давай обойдёмся без желаний.

Брат повернулся к ней:

– Хочу, чтобы мама с папой нас сейчас видели.

Молли рассмеялась, размазывая по лицу слёзы.

– Они бы пришли в ужас.

– Чего это? – расплылся в улыбке Кип. – Они бы гордились нами. И тобой особенно.