Кип заглянул Алистеру за спину. На лужайке перед домом по‐прежнему лежала дверь конюшни, но ноги доктора из‐под неё не торчали.

– Ты что‐то знаешь и молчишь! Я тебя уволю!

Кип усмехнулся:

– Не радуйся, мы и так уезжаем.

Алистер отшатнулся, будто получил удар по лицу.

– Вы – что?

– Молли сейчас в доме, как раз сообщает об этом твоему отцу. Мы уносим ноги отсюда. И если ты хоть наполовину такой умный, какого из себя строишь, сделаешь то же самое.

Алистер перекинул костыль через плечо, как большой молот.

– Это ещё почему?

Кип прикусил губу:

– Я знаю, ты считаешь дерево хорошим, но оно плохое…

Алистер напрягся:

– Что ты можешь знать о дереве?

Кип шагнул к нему:

– Знаю, что оно вогнало твоего отца в долги перед теми людьми в городе. Знаю, что из‐за него заболела твоя мама. Знаю, что из‐за него ты стал таким жирным!

Кип всё же не удержался, и, услышав его последние слова, Алистер прищурился и взмахнул костылём. Кипу сперва показалось, что юный Виндзор собирается ударить его по голове, но в следующий миг рука Алистера отклонилась, а костыль повис над рекой.

Кипа охватила паника. Он ринулся к Алистеру:

– Пожалуйста, не надо! Прости меня!

Но тот уже разжал руку, и костыль выпал.

– Упс, – только и сказал Алистер.

Костыль с плеском упал в воду. А вместе с ним – и сердце Кипа. Он проковылял мимо Алистера и навис над водой. Мужества больше не было! А Алистер хохотал и кривлялся, изображая ирландский акцент:

– Было да сплыло твоё Мужество!

Желудок у Кипа скрутило в узел. Костыль был единственной вещью, оставшейся ему от отца, – и вот он его лишился! Мальчик закрыл глаза, пытаясь сдержать слёзы. Нельзя, ни за что нельзя эти слёзы показывать Алистеру! Он медленно вдыхал и выдыхал, не разжимая стиснутых челюстей.

– Ты поступил ужасно…

Алистер скрестил руки на груди:

– И что, теперь ты ударишь меня? Скажешь, что ненавидишь?

Кип схватился за перила моста. Он весь дрожал от злости и стыда.

– Я не испытываю к тебе ненависти, – ответил он и выпрямился. Сильно хромая, опираясь только на здоровую ногу, подошёл к Алистеру. – Мне тебя жаль.

– И почему все повторяют мне это? – тихо спросил тот; в его голосе звучало неподдельное удивление.

Кип шагнул ещё ближе:

– Потому что это правда.

Ему было очень больно, но он старался не показывать этого. Сейчас он смотрел не на Алистера – он смотрел на каждого из мальчишек, которые когда‐либо дразнили его, издевались над ним. И думал только об одном: не дать им победить!

– Твоя мама сейчас в доме, она почти мертва, и это очень страшно. Но ещё страшнее другое: она уйдёт в могилу, считая себя матерью эгоистичного, злого садиста, никогда не сделавшего никому ничего хорошего! И она будет права.

Будь это возможно, Алистер побледнел бы ещё больше. У него задрожала челюсть. Кип подумал, что вот сейчас Алистер ударит его, или обругает, или столкнёт в реку… Но ему было уже всё равно. Он развернулся и поковылял к дому. Алистер не двинулся. А когда возле конюшни Кип оглянулся, Алистер все ещё неподвижно стоял на мосту и смотрел ему вслед.

До разговора с мистером Виндзором Молли хотела кое‐что сделать. Она спустилась в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Не прошло и недели с тех пор, как она была там последний раз, но комната стала ей чужой. При виде уродливых чёрных корней, проросших сквозь потолок и стены, девочка содрогнулась. Неужели можно было спать на этой постели?! «Не очень‐то крепко здесь и спалось», – напомнила она сама себе.

Молли подошла к шкафу. Ряд пустых крючков, а внизу – сундук, привезённый из дома. Она откинула крышку ногой, быстро, будто внутри притаилась змея. Однако сундук был пуст, только на дне лежала стопка писем от родителей…

У Молли участилось дыхание от одного вида конвертов. Что с ними делать, она пока не придумала, но оставлять в доме их было нельзя: одна мысль о том, что их может прочитать чужой человек, казалась девочке невыносимой. Молли встала на колени и достала письма. Даже сейчас, когда она прекрасно понимала, что письма ненастоящие, у неё появилось острое желание перечитать их в последний раз. Молли поднесла конверты к лицу, втянула ноздрями запах моря… Пусть родителей нет, но их частичка живёт в этих письмах, в каждой строчке, в каждом слове! Она положила письма в карман и отправилась наверх искать мистера Виндзора.

Как Молли и предполагала, Бертран дежурил у постели жены. С тех пор как та упала, он почти не отходил от неё, часами держал её руку в своей, тихонько рассказывал истории из их юности: как он чудил, ухаживая за ней, как они волновались в день свадьбы, как стали родителями. Молли заметила, что, погружаясь в счастливое прошлое, Бертран Виндзор почти перестаёт заикаться.

– Мистер Виндзор, – тихонько окликнула она его. Даже если Бертран и испугался от неожиданности, он никак этого не показал.

– Чудесное возвращение блудной служанки, – только и сказал он, не поднимая головы. – Я уж переживал, что ты сбежала вместе с доктором.

Это был голос человека, уставшего бороться. Молли замялась. У неё не было времени подумать, как именно говорить с хозяином.

– Дело в том, сэр, что мы с братом больше не можем у вас работать. Думаю, вы знаете причину. Я вернулась за вещами, потом мы уедем.

Плечи мистера Виндзора поникли.

– Вы что… бросаете нас?

– Этот дом – плохое место, сэр. Вы здесь выросли и знаете об этом лучше других.

– В-в‐вы не можете уехать. Моя семья нуждается в вас!

– Всё решено, сэр. И я здесь именно для того, чтобы поговорить о вашей семье. – Молли подошла ближе и теперь смотрела Виндзору прямо в глаза. – Вы должны уехать с нами. Сегодня после обеда. Все.

– Это невозможно! Конни больна! З-з-завтра приедут мои партнёры, и я не смогу заплатить им… – Бертран вскочил и в волнении зашагал по комнате.

– Так уезжайте прежде, чем они найдут вас!

– Ты не слушаешь! – взорвался хозяин. – Я должен остаться здесь. Рядом с деревом. К-к-как только оно даст мне достаточно денег, я…

Мистер Виндзор сжимал в руке ключ от зелёной двери. Он был глух к любым доводам. Нужны были доказательства. Молли бросилась к хозяину и вырвала у него ключ.

– Отдай! – крикнул он.

Но Молли уже неслась по лестнице вниз.

– Я отдам, сэр! Но сначала я хочу, чтобы вы увидели кое‐что!