Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Свен, не горячитесь, – сухо заметил Дондоон. – Госпожа Горюнова права, у нас нет оснований не доверять экспертам. Эксперимент готовился давно, затрачены большие средства, и нам необходимо побыстрей оценить надёжность Дженворпа, чтобы запуск прошёл нормально и вовремя. Давайте поговорим о необходимости замены некоторых второстепенных узлов. Бригада ремонтников уже приступила к работе, хотелось бы подкорректировать их задание.
Ярослава перестала слушать главу комиссии, разглядывая выведенный на центральный виом зала пейзаж: звёздные россыпи, перечёркнутые тростинкой Суперструнника. Какая-то мысль зародилась в глубине подсознания, даже не мысль – тень беспокойства, охватившего душу после речи Дондоона. Что-то в ней настораживало, что-то крылось странное, будто он пытался оборвать настырного шведа, пусть и настроенного на конфронтацию, но призывавшего тщательней подготовить гигантское сооружение к запуску. С одной стороны, глава комиссии упорно налегал на замену многих узлов Суперструнника и усиление их защиты. С другой, явно торопил коллег, не желая анализировать их аргументы. Что изменилось за последние сутки? Кто дал ему команду ускорить сдачу Дженворпа в эксплуатацию вопреки первым требованиям максимально обезопасить запуск? Что происходит?
Она снова пропустила вопрос мимо ушей.
– Извините…
– Ничего, – по-отцовски доброжелательно улыбнулся Дондоон, собрав морщины на гладком коричневом лице, – я вас понимаю, дома дети ждут, муж, другие дела. Через день-два мы закончим обследование Дженворпа, и вы вернётесь.
У Ярославы чуть не сорвалось с языка: что здесь делаю я? Зачем вы меня включили в состав комиссии? – но она сдержалась.
– Благодарю, господин Дон (никто не называл Дондоона полным именем, состоящим из четырёх труднопроизносимых слов – Амбагай Аюшийн Нарандэген Дондоон, и он отзывался на короткое Дон). Я бы хотела сегодня вечером побыть дома с детьми, если не возражаете.
– Конечно, не возражаю, сударыня (это слово он произнёс по-русски, но с акцентом – съюдарын, наверно, хотел потрафить единственному русскому представителю в группе), мы все свободные люди и имеем право отдыхать.
Разговор зашёл о бригаде ремонтников.
Ярослава навострила уши. Она уже знала, что руководство Суперструнника заключило договор с турецкой инженерно-строительной компанией, специализирующейся на ремонте космофлота, но ещё не видела ни одного представителя компании и не знала состав бригады.
– Я им не доверяю, – брюзгливо заметил Ольбрехт. – Дженворп слишком серьёзный технический объект, чтобы его ремонтировали тур… э-э, обычные строители. Почему не привлекли тех, кто строил Суперструнник?
– Вот она работала, – кивнул на Ярославу Дондоон.
– Это было в прошлой жизни, – улыбнулась Ярослава. – А если серьёзно, то я не понимаю цели комиссии. Если мы должны остановить новый эксперимент, это одно дело, если, наоборот, ускорить – другое.
Ольбрехт посмотрел на неё странно, с непонятным скрытым удивлением и озабоченностью. Она ждала, что учёный снова начнёт возражать ей, но он промолчал.
– Наша задача – выявить недостатки конструкции Дженворпа, – сказал Дондоон не менее странным тоном; так ученик в школе отвечает заученный урок. – И мы почти выполнили эту задачу. Господа, прошу в катер, сделаем облёт объекта и ознакомимся с работой ремонтной бригады.
– Разрешите мне остаться? – сказала Ярослава, поймав давно раздражавшее ощущение дежа-вю: она поняла, что может сделать. – Мне необходимо заняться… кое-какими неотложными женскими делами.
– Мы подождём, – сказал Дондоон.
– Не ждите, я не знаю, сколько это займёт времени, лучше я подожду вас здесь.
Дондоон мигнул, размышляя, кивнул, сделал приглашающий жест, и комиссия покинула зал управления Суперструнником, где постоянно работали пять операторов, запакованные в рабочие кресла-модули, и начальник смены.
Директор гигантского инструмента Мендель появлялся в зале управления редко.
Ярослава понаблюдала за коллегами, усаживающимися в десятиместный когг (один из оперативных виомов зала показывал транспортный отсек), хотела подойти к начальнику смены, но в это время в зал вбежал Ольбрехт. Нашёл глазами Ярославу, вприпрыжку подскочил к ней.
– Можно вас на минутку?
– Что-нибудь случилось?
Ольбрехт нервно облизнул губы, оглянулся:
– Давайте поговорим не здесь.
– Можно в зале отдыха.
– Там работает видеоконтроль.
– Тогда в моей каюте, – Ярослава имела в виду предоставленную ей, равно как и всем членам комиссии, отдельную комнатку для отдыха в жилом секторе.
– Хорошо, только быстрей, я отпросился по нужде.
Торопливо дошли до каюты, Ярослава открыла дверь, пропустила спутника.
– Говорите.
– Я знаю, что вы были связаны с русской контрразведкой, – быстро начал швед. – Здесь творится что-то непонятное! Во-первых, Дженворп не нуждается ни в каком ремонте, вы сами это поняли. Во-вторых, кто-то сверху отдал распоряжение заменить практически весь персонал Дженворпа, кроме его директора и заместителя. В-третьих, заменена группа наладки энергетического оборудования. В-четвёртых, ремонтная бригада, которая прибыла из Бельгии, а не из Турции, это всё двигателисты, они спецы по ходовым генераторам ВРП, а не по суперструнным технологиям.
– Откуда вы знаете?
– В составе бригады случайно оказался мой соотечественник Ольсен, мы знакомы, он двигателист и он проговорился. Скажите, зачем на Дженворпе двигателисты? Какие двигатели они собираются снимать или устанавливать? И последнее: господин Исмаилов – эверэдж, а это не слишком лестная характеристика для человека, не один раз переменившего профессию. Сначала он участвовал в экспериментах с Неуязвимыми в концерне ОЭ, потом вдруг стал бортинженером «Геодара», теперь же стал специалистом по ксенотехнике и нашим коллегой.
– А это вы откуда знаете?
Ольбрехт бледно усмехнулся.
– Тоже случайно, при разговоре с господином Дондооном. Не слишком ли разносторонние интересы для человека, не имеющего определённого пола?
– При чём тут пол?
– Эверэджи, вы их называете посри… посре…
Русское слово никак не удавалось шведу, и она сказала:
– Посредняки.
– Ну, в общем, это, по сути, искусственные люди, у них нет души, и их не волнуют человеческие проблемы.
Ярослава покачала головой.
– Вы перегибаете палку.
– Что? – не понял Ольбрехт.
Она поняла, что последнюю фразу произнесла по-русски, перешла на английский:
– Вы преувеличиваете.
– Ничуть не… – У шведа зазвонил айком.
– Да, иду, – сказал он сдавленным голосом, посмотрел на собеседницу светло-голубыми, словно налитыми слезами глазами, на дне которых затаился страх. – Я вас предупредил! Сообщите своим друзьям.