Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с ней не спит,
Он с нею сыт,
Она царица без короны.
Он мейерхольдовский плевок
И режиссер лишь только с виду,
Жену и ту найти не смог,
Не Райх нашел, а Зинаиду.
И оказалось, что после этой шутки всем стало немножко грустно, стало жаль Плучека и Зинаиду: ведь у них все могло быть иначе, если бы они не пользовались своей властью и вели себя тактично».
И у Папанова, и у Миронова были неоднократные возможности уйти из Театра сатиры. У Андрея Александровича уже была договоренность с Марком Анатольевичем Захаровым о переходе в «Ленком». Плучек догадывался и переживал. Но Андрей так и не смог совершить этот поступок.
Миронов обожал своих родителей, хотя, как я уже писала, очень не любил, когда о нем говорили только как о сыне известных артистов. Папа рассказывал мне, что куда бы они не приезжали на концерт, первое, что он делал, – это звонил своим родителям. Глубоко переживая смерть отца, Александра Семеновича Менакера, чутко заботился о своей матери, Марии Владимировне Мироновой. Плучек на похоронах Менакера пообещал Марии Владимировне, что возьмет ее в Театр сатиры, где она будет творчески востребована. Время шло, но Плучек не подтверждал своего приглашения. Мария Владимировна ждала, ждал и Андрей Александрович и очень переживал за мать. Сын он был замечательный. Мария Владимировна иногда участвовала в концертах вместе с сыном и очень болела за него, видя, как он выкладывается на своих выступлениях, хотя как актриса она понимала, что по-другому нельзя.
Коллеги по театру вспоминают, что он был душевно открыт и пытался по возможности больше делать добра людям.
Вера Кузьминична Васильева: «Даже когда ему приходилось просить о ком-то или о чем-то, он никогда не унижался, а как бы предлагал человеку сделать доброе, справедливое дело. Он никогда не произносил речей. Но через все его роли выражалась боль за наши несовершенства и вера в человека. Поэтому, когда в “Доходном месте” Островского он в роли Жадова оставался один на один со зрителями, то тихо и убежденно говорил: “Всегда были, есть и будут честные люди”. Зал верил ему, царила тишина, какая редко бывает в театре».
Вспоминает Михаил Державин: «Андрей Миронов незадолго до смерти сказал мне: “Миня, у меня есть гениальная идея – я хочу поставить “Мертвые души”. Представляешь, ты – Чичиков, я – Ноздрев, Менглет – Плюшкин, Папанов – Собакевич. Мне кажется, что получился бы сильный спектакль”. Это говорит о том, что Миронов был очень творческим человеком».
Благодаря Миронову отец познакомился с композитором Вадимом Орловецким, и это знакомство послужило началом того, что Папанов стал петь на эстраде. Это песни на его музыку: «Настройщик роялей» – (слова Кострова), «Сердце» – (слова Лисянского), «Не оставляйте женщину одну» – (слова Каратова), «Камаринский мужик» – (слова Семерина). В проекте была целая пластинка, которая должна была быть записана на студии «Мелодия», но, к сожалению, таким планам не суждено было сбыться. Сохранились только студийные записи этих песен. Знакомство состоялось на гастролях в Новосибирске, жарким летом 1982 года. Орловецкий договорился с Мироновым показать перед спектаклем одну из своих песен для предполагаемой записи в Москве (в то время композитор жил в Новосибирске). Когда он вошел в комнату, где актеры отдыхали между дневным и вечерним спектаклями, увидел целое созвездие сатировцев: Миронова, Ширвиндта, Державина, Папанова, Мишулина. Конечно же, он заволновался перед такой аудиторией, но по просьбе Миронова подошел к инструменту и начал играть мелодию песни «Настройщик роялей», и по мере исполнения все больше и больше входил в образ. В задумке было предложить эту песню Андрею Александровичу. После исполнения мелодии композитором наступила небольшая пауза, потом актер сказал: «Не понимаю, зачем здесь я?» И обратился к Папанову: «Анатолий Дмитриевич, по-моему эта песня для Вас». Так завязалась не очень долгая, но довольно плодотворная творческая дружба актера Папанова и композитора Орловецкого.
Папанов и Миронов – такие разные, но в то же время такие похожие. Они не были друзьями, все-таки разница в возрасте. Если надо, они могли работать сутками. Они были талантливыми, яркими, самобытными, настоящими подвижниками театра. Андрей Александрович вызывал восхищение блеском, изяществом. Он был веселым, элегантным, его появление всегда сопровождалось радостными возгласами. Он любил посмеяться, умел развеселить, но мог быть и серьезным, строгим, требовательным и ранимым. Он играл с упоением, с каким-то юношеским восторгом, забавляясь сам и вовлекая в игру окружающих. Он очень спешил утвердить себя, выложиться, будто знал, что времени на раскачку нет. И работал, работал, работал! Он любил повторять строчку из стихотворения Пастернака «Не спи, художник!».
Роберт Рождественский
Памяти Андрея Миронова
Не хочу я об этом писать, не хочу.
Не умею я
к мертвым друзьям привыкать!
Словно в черную дверь
кулаками стучу.
Словно собственный крик
Не могу отыскать…
Ах, каким был живым он!
Каким молодым!
Как легко
снизошел он со сцены в молву.
Так ушел,
будто славы мерцающий дым
тихо обнял его
и унес
в синеву…
Ах, как он улыбался…
«Все надо уметь!..»
Ах, как он улыбался…
И ужас берет,
что на эту —
такую нежданную —
смерть
продавались билеты
за месяц вперед…
Не про то я сегодня,
совсем не про то!..
Но в театре и в жизни
зияют места.
Их уже не займет
никогда и никто.
Счастливые встречи
Александр Трифонович Твардовский
Русский советский поэт Твардовский родился в селе Загорье Смоленской губернии в семье кузнеца. Учился в сельской школе. Будучи комсомольцем, работал в редакциях смоленских газет. В 1939 году окончил институт истории, философии, литературы. Стихи начал писать еще в детстве. Молодого поэта горячо поддержал уже известный тогда его земляк Михаил Исаковский и оказал на его творчество заметное влияние. В Великую Отечественную Твардовский работал военным корреспондентом, продолжая писать стихи и создавая свою знаменитую поэму «Василий Тёркин».
Для отца в 60-е годы второй значительной ролью в театре после Боксера в пьесе Назыма Хикмета «Дамоклов меч» стал именно Тёркин. Но это уже была инсценировка второй поэмы Твардовского «Тёркин на том свете». Отец писал об этой работе: «Особенно дорога для меня эта роль воплощением солдатского оптимизма, верой в победу, глубокой ответственностью за судьбу