Михаил ждал комиссии, решавшей, дать ему статус инвалида и пособие или нет. Как-то вечером, должен был звонить Сергею Николаевичу, из ординаторской. Пока ждал очереди, у столов врачей, случайно бросил взгляд на открытую папку, лежавшую на одном из них. Тихонько, чтобы не заметила медсестра, полистал. Это была история его болезни! «Параноидная шизофрения» — прочел Михаил. А в другом месте: «Депрессирован. Требует строгого надзора».

Так вот, что «психу» лечат! Врачи говорили, что страдает депрессией, но чтоб шизофренией?.. Так ведь, он нормальный! Ни бредит, галлюцинаций нет, расстроена, только, эмоциональная сфера. А шизофрения — это изменения личности, расщепление «я». Может, просто не замечает проявлений своего заболевания? Психиатрам-то видней… А с другой стороны, что они могут знать, о душе другого человека? Одни же домыслы…

Творческие люди, вообще, склонны к так называемым, «психическим нарушениям». Сплошь и рядом, — среди них, — психопаты и шизофреники. А творческий процесс, схож с маниакально-депрессивным психозом. Гении — зачастую, безумцы. Граница между нормой и патологией, в данном случае, размыта. Так что, — стоит ли переживать? Не было б этой болезни, не был бы он тем, кем является: творческой личностью.

…Через восемь дней, перед самой выпиской Ленки, им с женой, наконец, разрешили встретиться. Зая сидела, на том самом месте, где когда-то, ждала «друга» Надя. Михаил гладил Ленкины руки, та ласково целовала его.

— Нам дали, десять минут… Скоро приеду к тебе. Не переживай сильно-то. Оформят пенсию и отпустят…

И она ушла. А через несколько дней, состоялось заседание ВТЭК, и Михалу дали вторую группу инвалидности.

Димка Згогурин, — старый приятель, вновь лежал с ним. Опять оказались в одной палате, гоняли чифирь и ели, вечером, в одной компании.

— Тебе циклодол, с колёсами дают? Нет? А то подари, — эта штука, в психушке, высоко ценится.

Циклодол — корректор от сковывания и неусидчивости, при приёме галоперидола или трифтазина, других нейролептиков. Обладает слабым наркотическим действием. Михаилу он не очень понравился, когда попробовал. Выпил три таблетки, — и вскоре, появились лёгкость, воздушность тела, эйфория. Циклодолом обычно «догоняются» после чифиря.

Димка, хитрован, приспособился, подделывать эти таблетки из обычных «колёс», типа фенозепама, с помощью бритвочки. И загонял дурням, за что-нибудь: чай, сигареты, хавчик. Он умудрялся, даже проносить спирт в отделение, за которым бегал в посёлок, или санитар сам, приносил «пойло» по заказу. Выпивали, обычно, вечером при «нормальных» сменах. А почему и не расслабиться, иногда, в этой добровольно-принудительной «зоне»?..

Мать, придя на свиданку, рассказала, что сообщил ей врач, относительно Заи. Ведь и к ней, пенсионерка ходила с передачами.

— Ну, че — умственно отсталая она, олигофрен?

— Да нет, врачиха говорит, что Ленка твоя инфантильная, с задержкой развития. Да и че ждатмго, при родителях пьянице, да уголовнике. Никто же, по-настоящему, воспитанием её не занимался.

— И че, Зая делает без меня?

— Ой, Миша! — пригорюнилась мать. — Смотрит вечером у нас телевизор, а потом, якобы, идёт к себе домой. Свет оставляет, а сама — к верхним! Как будто, там мёдом намазано! Я даже замок повесила специально, чтоб назад-то не попала. Так ведь, сучка, у них ночевала…

На следующую свиданку, пришла Зая. Михаил устроил ей разнос.

— Че, падла, там надо?! Опять к Витьке ходишь?!

— Дак телевизор, смотрю с Юлькой и Рашидом. Тебя нет, мне же скучно. Пойми… Не обманываю я…

Муженёк сразу успокоился.

— Слушай, счас отпускают, с родственниками, гулять по территории больницы. Под расписку. Надоело тут, — хоть вой! Давай, дёрнем до дома!

— А за тобой, санитары не приедут? Сам ведь рассказывал, что если найдут, за побег на вязки замотают! Смотри…

Медсестра выпустила их из отделения. Стараясь не оглядываться, спустились, под горку, к железной дороге, но пошли не к станции, а в противоположную сторону. Выбрались к автостраде, и тут же Михаил, как по заказу, «забортовал» черную «Волгу», прокатившую, с ветерком, до дома бесплатно.

— О, моя родимая изба! — как говаривал один поэт. Наконец-то, вместе с тобой! — он нежно приподнял жену.

Санитары, так и не приехали.

Прошло лето. Потом, дождливая осень. Половина зимы. Михаил и Зая, так и не работали. Сидели, фактически, на шее у родителей, — пенсия-то мужа была мизерной. Благо, картошки, в родительском огороде, уродилось вдосталь. На неё, в основном, и налегали. Оба пообносились. «Глава семьи» не имел, даже порядочных ботинок, ходил в кроссовках. Дрова, слава Богу, еще не кончились. Но угол в «халупе» был дырявым, — тепло быстро выстуживалось.

Михаил, периодически, уходил в запой. После одного, — особенно тяжелого, — вновь очутился в больнице. Но не в психушке, а в наркологии, — в новом здании, которое отстроили в Свердловском районе. Отлежал месяц среди алкоголиков и наркоманов. Насмотрелся на жуткие ломки у пропащей молодежи, «баяны» (шприцы) под толчками, — героином кололись, прямо в заведении. Зая с матерью, попеременно, приносили передачи.

Попал в новую больницу, и Игнатий Иванович в тяжелом состоянии. От пьянки, даже передвигаться не мог. Капельницами еле откачали. А врач предупредил, что в таком возрасте, в каком находился он, пить становится уже, попросту, опасным. Организм, мол, изношенный, сердце больное, — можно, за нечего делать, Богу душу отдать. Пригрозил, что если запой, опять вдруг случится, брать в больницу не будут. Рискованно. Умер же, один пожилой мужик, прямо под капельницей, и им пришлось эту кашу расхлёбывать.

Дядя Коля Норин собирался, вскоре, совсем перебраться к сыну. «Надоело одному куковать, а Серёга давно уж зовёт, и внучки хотят быть с дедом. А потом, котеджу ведь, надо достраивать! Без моего руководства, оне там не справятся!..».

Михаил, часто засиживался у старика, и пьянствовал за его счет. В конце концов, Норину это надоело, и он перестал пускать халявщика. «Тебе б только выпить, а как личность-то, не интересую! Иди, давай своей дорогой!». И алкаш понял, после трёх попыток, завязать «разговор о стихах», что путь сюда закрыт.

Нет, конечно, нельзя сказать, что он совсем уж бездельничал. Однажды, устроился, было, на работу сторожем и дворником, одновременно, в кафешку неподалёку. Хозяин оказался, мужиком прижимистым, выделил всего 700 рублей и за то, и за другое. Поэтому, интереса большого, кожилиться не было. Михаил отдежурил три смены, а на четвёртую напился с одним дядькой-шофером. Хозяин без разговоров его и погнал, — нечего мол, алкашам, у него тут шарахаться!