кто? Все ли на месте?

Гусята старались изо всех сил.

Они отчаянно били крыльями по воздуху и покрикивали друг на друга:

— Держись правее!

— Куда ты вылез?

— Ты мой хвост задеваешь!

Один только Юкси был всем недоволен. Не прошло и часа, как он жалобно запищал:

— Акка Кнебекайзе! Акка Кнебекайзе! У меня крылья устали!

— Ничего, отдохнёшь ночью! — крикнула Акка.

Но Юкси не унимался.

— Не хочу ночью, хочу сейчас! — пищал он.

— Молчи, молчи! — зашипел на него Мартин. — Ты же самый старший! Как тебе не стыдно!

Юкси стало стыдно, и он замолчал. Но через час он опять забыл, что он старший, и опять поднял писк:

— Акка Кнебекайзе! Акка Кнебекайзе! Я хочу есть!

— Подожди! — крикнула Акка. — Придёт время, все будут есть и ты поешь.

— Не хочу ждать, хочу сейчас! — пищал Юкси.

— Не позорь родителей, — зашипели Мартин и Марта. — Вот дождёшься, что Акка выгонит тебя из стаи. Что ты тогда будешь делать? Пропадёшь ведь один.

Юкси и сам знал, что пропадёт, и замолчал.

Одна за другой уходили назад снежные горы.

— Смотрите и запоминайте! — говорила Акка гусятам. — Эта гора называется Сарьечокко, а рядом — Порсочокко. Вот тот водопад называется Зьофаль, а этот — Ристо. А горное озеро под нами…

Но тут гусята взмолились.

— Акка! Акка! — закричали они. — У нас в голове не помещается столько названий. Они такие трудные…

— Ничего, — ответила Акка. — Чем больше вбивать в ваши головы, тем больше в них останется места!

— А как называется вон та гора, самая высокая? — спросил Нильс.

— Она называется Кне-бе-кайзе! — торжественно произнесла старая гусыня.

«Ах вот оно что! — подумал Нильс. — Верно, Акка родилась тут. Потому она и зовётся — Акка Кнебекайзе. Ну конечно же, такая замечательная гусыня, как наша Акка, и родиться должна была не где-нибудь, а у самой высокой горы!»

И Нильс с ещё большим уважением посмотрел через головы гусей на предводительницу стаи.

Лопари тоже уходили на зиму подальше от суровых гор. Нильс видел, как они спускаются вниз целыми стойбищами, с оленьими стадами, с домашним скарбом. Даже дома с собой забирают.

Нильс смотрел во все глаза — может, где-нибудь в толпе кочевников идёт девочка, которая угостила его лепёшкой? Неужели он так и не попрощается с ней?

Но стая летела слишком высоко и слишком быстро. Где же тут разглядеть маленькую лопарку!

«Ну, если уж с ней нельзя попрощаться, так попрощаюсь со всей Лапландией», — подумал Нильс.

И он громко запел:

Лаплан-Лаплан-Лапландия, Ты всё ещё видна! Прощай, прощай, Лапландия, Чудесная страна! Принёс меня в Лапландию Домашний белый гусь, И может быть, в Лапландию Я снова возвращусь.

Вот и совсем ушли горы.

Снова, как весной, кланяются гусям берёзки — кивают головой, машут ветвями, что-то шепчут. Они дальше всех провожали стаю на север и теперь первые встречают её.

2

Стая летела на юг тем же путем, каким весной летела на север.

«Тут я потерял башмачок, — вспоминал Нильс. — Как на меня Мартин сердился! А ведь не потеряй я башмачок, Мартин не нашёл бы Марту!..»

«А где-то здесь мои медведи живут. Вот бы посмотреть на Мурре и Брумме, какие они теперь стали. Их мурлила, верно, и управиться не может со своими сыночками…»

«А здесь Бронзовый должен стоять. Да вон он и стоит! Совсем позеленел от злости… Жаль, Деревянного больше нет. Бедный добрый Розенбум!»

Нильс даже вздохнул, вспомнив своего деревянного друга.

«А где же мы теперь летим?»

Этого места Нильс никак не мог припомнить.

Тут было всё, что только можно пожелать, как будто здесь была собрана красота всей страны.

Леса принесли сюда свой зелёный наряд, реки протянули свои притоки, долины наградили зелёными лугами, низины расстелили ковры из мха и папоротника, море украсило шхерами и фиордами, горные склоны поделились скалами и плоскогорьями, а поля одарили плодородными пашнями.

Здесь, в этом удивительном краю, где сошлись юг и север, запад и восток, стая Акки Кнебекайзе устроила привал.

Кто хотел — шлёпал по болоту; кто хотел — плескался рядом в речке; кому нравилось — гулял по лесу. Всё тут было под боком.

Нильс сидел на лесной опушке под корнями