«Тебе даже не исполнилось сорока, Суторий Макрон, — думал он, — а твоя жизнь уже закончилась. Ты высоко взлетел, и падать будет больно».

Он допустил фатальную ошибку, приняв сторону Калигулы в заговоре против Тиберия.

Когда император потребовал следить за своим внуком, следовало очернить и уничтожить его. Тогда на трон поднялся бы Тиберий Цезарь, и он, Макрон, стал бы первым лицом, сильной рукой, поддерживающей молодого правителя.

От злобы и отчаяния он ударил кулаком по скамье.

— Но нет, я встал на сторону Калигулы, да еще и помог ему покончить со стариком!

Как следует поступить сейчас? Убить себя кинжалом, мечом, принять яд или вскрыть в ванне вены? А Невия? Даже ее не оставили в покое. Калигула будет уничтожать, пока не останется никого из тех, кому он обязан своим возвышением, кто напоминает о прежних временах. Макрон должен был понять это. Но теперь слишком поздно.

Макрон встал и выглянул за ворота. Там стояли охранники, смеялись, о чем-то говорили, но не спускали с дома глаз. Он мог бы броситься на них с обнаженным мечом, некоторых убить, пока не погиб бы сам — в бою.

Но к чему нападать на бедных солдат, которые просто выполняли приказ? Все должно произойти достойно. А как сказать Невии? Возможно, она еще лежит в постели. Он позвал слугу и велел ему разбудить госпожу. Невия тут же встала.

— У тебя был гость или я ошибаюсь?

— Да, приходил Каллист, секретарь императора. Меня обвиняют в государственной измене.

— Тебя? В измене… — от ужаса у Невии пропал голос.

— Ты же сама говорила, что охрана возле нашего дома выставлена не просто так? И Тиберий Цезарь наложил на себя руки не просто так? Мы недооценили нашего Сапожка, Невия, теперь он начинает расправляться с теми, в ком видит опасность.

— Что ты будешь делать? У тебя ведь столько друзей, среди них есть и сенаторы. Пусть дело дойдет до суда, выступи на процессе и расскажи правду.

Макрон усмехнулся.

— Правду? Кого интересуют старые истории? Дюжина свидетелей поклянется в обратном, чтобы заслужить расположение императора. Мы проиграли.

— Мы? — злобно переспросила Невия. — Что значит — мы? Я не имею к этому делу никакого отношения.

— Калигула думает иначе. Каллист ясно дал понять, что обвиняемся мы оба. Считают, что ты моя сообщница.

— Но это… это…

Из глаз Невии брызнули слезы.

— Я бы с радостью избавил тебя от этого, но он хочет уничтожить нас обоих. Калигула убежден, что ты много знаешь.

— Да! — закричала Невия. — Я знаю даже больше, чем ты думаешь. Это чудовище затащило меня к себе в постель, чтобы я повлияла на тебя. И я, глупая, сделала это — для тебя, для меня, для него. Мы ведь все хотели избавиться, от Тиберия, И вот благодарность!

Макрон язвительно засмеялся.

— Ты действительно ждала от Калигулы благодарности? То, что ты была его любовницей, ничего не меняет. Теперь я понимаю, почему он и тебя хочет убить. Все, что напоминает ему о тех временах, должно быть уничтожено. На Гемониевых ступенях скоро снова вырастут горы трупов.

— Значит, ты не хочешь ждать процесса? — спросила Невия, опять ровно и спокойно.

— Я не буду играть главную роль в этой комедии и тебе не советую. В любом случае мы закончим на плахе. Такой радости я ему не доставлю. Мы должны уйти из жизни сами.

Невия в ужасе посмотрела на мужа.

— Но… но не сейчас… — голос ее дрожал.

— Сейчас или завтра утром — какая разница?

Вдруг Макрона охватил страшный гнев.

— Если бы я смог оказаться сейчас перед ним, с мечом в руке, я бы… я бы…

Он не договорил. К чему бессмысленные мечтания?

Макрон посмотрел на свой меч, подарок императора Тиберия, но выбор его пал не на него, а на кинжал. Он глянул на Невию. К сердцу Макрона подступила волна жалости, и он понял, что по-прежнему любит ее, несмотря ни на что.

«Невия не заслужила такой смерти, — подумал он, — но я не могу ее оставить. Это означает отдать ее на расправу Калигуле».

Он взял кинжал, подошел к жене сзади, взял за волосы и, резко откинув ее голову, перерезал горло. Оружие выскользнуло из его руки на пол. Потом бывший префект личной охраны императора Тиберия взял меч и приставил острие к своему сердцу. Его последней мыслью была просьба к богине мести Фурии отплатить Калигуле за все.

Спустя несколько часов император получил весть о смерти Сутория Макрона и его жены Эннии Невии.

— Обоих надо похоронить подобающим образом, — сказал Калигула.

— Я позабочусь об этом, император, — подал голос его секретарь Каллист.

— А сейчас займемся более важными делами. Как продвигается строительство храма Исиды?

— Он почти готов. Самое позднее через десять дней храм будет освящен.

— К этому событию я придумаю что-нибудь особенное. Божественная Исида должна найти в Риме свой дом, достойный ее.

В холодных глазах Калигулы появилось странное выражение. Секретарь замер.

— Каллист, ты веришь, что я бог?

— Ты излучаешь что-то божественное, император. Все ощущают это…

— Недавно мне стало ясно, что я бог. Мне только сложно объяснить это людям. Внешне я выгляжу как человек — ем, пью, сплю, правда, очень мало… но внутри себя чувствую божественный огонь. Я ощущаю, как он горит и бушует в моей груди, моей голове, моих членах. Это ведь не свойственно человеку — спать только четыре часа в сутки? Говорят, боги не нуждаются в продолжительном сне. По ночам, когда совсем тихо, я слышу их шепот. Они беседуют, иногда произносят мое имя… Голоса становятся все отчетливее, Каллист, я надеюсь, что скоро смогу с ними разговаривать, как сейчас с тобой, и тогда я расскажу об этом всему миру. Люди построят в мою честь храм…

Каллист почувствовал леденящий холод в душе, но внешне сохранил спокойствие.

— Для нас, людей, божественное не всегда доступно. Нам необходимы объяснения, указания… Можем мы надеяться, что ты откроешься нам? Народ будет любить тебя еще больше, чем сейчас.

— Да-да, Каллист, вы узнаете об этом, многие даже почувствуют.

Император отправился в свои покои, где застал Друзиллу. Он кивком указал слугам на дверь, подошел к ней сзади и положил руки на маленькие, упругие груди сестры.

— Храм Исиды будет готов через несколько дней. Я бы хотел, чтобы ты появилась на празднике освящения в образе богини Луны. Я тебя вижу уже сейчас в длинных одеждах темно-синего цвета, расшитых золотыми звездами, на голове — серебряный месяц.

Он целовал ее затылок и уши, так сильно сжав ее грудь, что Друзилла вздрогнула.

— Ты же моя божественная сестра. Это должен быть праздник женщин. Я приглашу их всех — Агриппину, Ливиллу, весталок. — Восторг от собственных речей пьянил Калигулу. — Что ты на это скажешь? Новый зал для приемов готов, там смогут одновременно обедать пятьсот человек, и я хочу освятить его женским праздником!