Они собрали группу и назвали ее The Smiths. Моррисси и Марр совместно писали песни, адресованные таким же чувствительным и замкнутым подросткам, какими были они сами, «огромной компании любителей поныть», как выразился один музыкальный обозреватель. Марр рассказывал, что в песнях группы «действие по умолчанию происходит в Манчестере под дождем». Их хит 1984 года William, It Was Really Nothing (№ 431 в списке 500 величайших песен всех времен по версии Rolling Stone) начинается так: «По серому городу дождь хлестал, этот город тебя достал. Вновь по серому городу дождь хлестал, этот город тебя достал».

Чем громче становилась его слава, тем сильнее оплакивал Моррисси свою юность в «викторианском, ранящем, как нож, Манчестере». Но в творческом смысле слова этот город ни в коей мере его не «достал». «Подростковая депрессия – это самое лучшее, что со мной случалось в жизни», – сказал он однажды в интервью. Именно в этом состоянии песни начали «плескаться в моей голове», пояснил он. Меланхолические тексты сделали его иконой британской поп-музыки своего времени и даже породили под свинцовым небом Манчестера новый жанр, иронически прозванный «мизераблизмом».

Отчаяние, как известно, вдохновляет многих писателей и композиторов, поэтов и художников – от инди-поп-групп «пронзительного» города до музыкантов Сиэтла, играющих гранж, или Чарльза Диккенса, чье творчество пришлось на самые ненастные годы в истории Лондона. Оно может идти извне – с «la grisaille», как называют парижане свое элегантно затянутое облаками небо. Или колыхаться внутри – мимолетной грустью или серьезной депрессией. Зачастую, похоже, одно сочетается с другим – в дождь по окнам текут серые ручейки, а в голове мрачные мысли.

Самую знаменитую в истории музыки дождевую интонацию Фредерик Шопен вставил в прелюдию № 15, Op. 28, известную под названием «Капли дождя». Считается, что эту свою самую длинную прелюдию Шопен написал во время пребывания в монастыре на Майорке в 1838 году. Французская романистка Амандина Дюпен (более известная под псевдонимом Жорж Санд), возлюбленная Шопена, сопровождавшая его в поездке на Майорку, рассказывала, что вернувшись в монастырь ночью в страшнейшую грозу, застала композитора в слезах. Он рыдал, играя одну из своих новых прелюдий. Его преследовали видения, вспоминала Санд в автобиографии «История моей жизни». Ему грезилось, что он тонет в озере. «Музыка, которую он сочинил в тот вечер, была наполнена дождинками, стучащими по черепичной крыше, – пишет Санд, – но в его воображении и в его песне они превращались в слезы, льющиеся с неба ему в сердце».

* * *

Преобладающие в северной части Атлантического океана западные ветры проносят теплые влажные облака над западным побережьем Британских островов. (Говоря о ветре, ученые и моряки указывают, с какой стороны он дует. Применительно к океаническим течениям называют направление, в котором они движутся.) Поднимаясь над скалистым ландшафтом, эти облака проливают самые обильные дожди на Ирландию и западную Шотландию, Англию и Уэльс. При таком режиме погоды находящиеся на западном побережье деревни становятся самыми дождливыми населенными пунктами в Великобритании. Больше всего осадков – 3550 мм в год – выпадает в деревушке Ситуэйт, прелестном месте, идеальном для прогулок по вересковым холмам, расположенном примерно в двух часах езды на северо-запад от Манчестера.

Подобно Каскадным горам возле Сиэтла, зеленые и пологие Пеннинские горы в Англии простираются на север и восток от Манчестера, и в небе здесь тоже вечно висят легкие дождевые облака. И еще одно сходство с Сиэтлом: Манчестер печально известен в Англии как город дождей, хотя в действительности не входит в десятку самых дождливых мест в стране. Похоже, людям просто нужна дождевая столица, причем такая, чтобы дождь там не лил, а накрапывал.

За свою недолгую и уже легендарную историю The Smiths выпустили четыре альбома. В Великобритании все они входили в топ-5. Принято считать, что музыка группы отражает британский характер и британскую погоду. Уроженка Манчестера, музыкальный критик Сара Чампион в своей книге «И Бог создал Манчестер» писала, что сыгранный Марром в манере Бо Диддли психоделический рифф в песне How Soon is Now группы The Smiths вызывает в памяти сырые улицы Манчестера «с той же силой, с какой вибрирующее блюзовое звучание гитары Рая Кудера – пустынную местность вокруг городка под названием Париж в штате Техас».

Когда Чампион обратила на это внимание, я тоже смогла расслышать дождь в гитаре Марра. Вспомнила другие группы и классические рок-композиции, подобные Riders on the Storm группы The Doors и Rainy Day, Dream Away уроженца Сиэтла Джими Хендрикса, и подивилась, насколько точно музыканты воплотили дождь в интонацию и звук. Слова Чампион о дождевом риффе и американской легенде ритм-энд-блюза Бо Диддли, который помог проторить дорожку от блюза к року, побудили меня позвонить моему другу Карлу Мейеру, блюзовому бас-гитаристу и продюсеру в Чикаго, который очень любит музыку Бо. По телефону он то говорил, то пел, объясняя фирменный бит Диддли – афро-кубинский ритм под названием «клаве 3–2»: БУМ-БУМ-БУМ… БУМ-БУМ. В песне How Soon is Now Марр использует бит Диддли, но это лишь фон для грядущего дождя. Поэтому он дополняет клаве реверберацией на гитаре, создавая эхо, которое, в точности как гроза, звучит сплошным раскатом, а не отдельными каплями. В более очевидных рок-песнях о дожде, рассказывает мне Карл, для изображения грозы достаточно добавить ревербератор и стукнуть кулаком по усилителю Fender. Группа The Doors использовала в Riders on the Storm подобные звуковые эффекты, имитирующие бурю. Но знаменитое «дождевое» соло в этой песне принадлежит клавишнику Рэю Манзареку с его длинной нисходящей руладой на электрооргане Fender Rhodes.

* * *

Чтобы окунуться в атмосферу гранжа, надо проехать два часа на запад от Сиэтла по автомагистрали Interstate-5 на родину Курта Кобейна, в лесопромышленный центр штата Вашингтон – Абердин. Как известно, певец и гитарист Кобейн и бас-гитарист Крист Новоселич в 1987 году собрали в родном городе группу Nirvana, быстро ставшую популярной. Там определенно что-то витало в воздухе. Сиэтл по сравнению с Абердином выглядит солнечным краем. Абердин, где за год выпадает свыше 3300 мм осадков – в три с лишним раза больше, чем в Сиэтле, – один из самых влажных населенных пунктов в Соединенных Штатах.

Как и в Манчестере 1960-х, унылую обстановку в Абердине создает не дождь как таковой. Все дело в том, что струящаяся с неба вода смешивается с желтоватым дымом целлюлозной фабрики, покрывает заброшенные железнодорожные пути ржавчиной и летит брызгами с покрышек лесовозов, громыхающих по трассе I-5. Абердин оказался единственным посещенным мною дождливым местом, где цветовая гамма, похоже, не становится ярче, а тускнеет в результате индустриализации и ее коллапса. (Нынешний Манчестер с его солидными переоборудованными складами, стеклянными небоскребами и процветающим гей-кварталом во многом преодолел свое мрачное прошлое.) В начале XX века Абердин представлял собой оживленный городок-лесопилку. К началу XXI столетия уже закрывались его последние крупные фабрики. Уровень безработицы в городе неизменно самый высокий в штате Вашингтон.

В день моего приезда в Абердин на горизонте невозможно было различить серое небо и серый порт, получивший уместное название Грейс-Харбор (в честь одноглазого морского капитана Роберта Грея, который открыл эту гавань в 1792 году во время экспедиции за пушниной, но, по-видимому, так и не потрудился сойти на берег). Стареющие заводы вдоль порта были окрашены в сплошную латунную гамму, на причале стояли ржавеющие корабли, и все это окутывал туман. Небольшой городской центр был безлюден, за исключением одной обнаруженной мной сокровищницы – магазина «Звездные войны» компании Sucher and Sons. Здесь каждый дюйм забит межгалактическими игрушками и сувенирами, причем среди Чубакк и клонов раскиданы памятные вещи, связанные с Кобейном.