Первая мысль: где Тома?

Вторая: что за хрень происходит?

Тома находится очень быстро. Сидит рядом, растирает мои ладони. Она, видимо, в себя первая пришла и пыталась меня растормошить. Крепко приложили, уроды. А её то за что?

Тянусь к затылку и нащупываю огромную шишку.

Ну что за методы! Кто это вообще?

Мы в каком-то небольшом фургоне, и куда нас транспортируют непонятно.

- Тома, с тобой всё нормально?

Мы почти в полной темноте, и я, скорее, чувствую, чем вижу, что она кивает. И ничего не говорит. И от её молчания мне становится не по себе.

Мелькает мысль, что если это Стас так мстит? На самоубийцу он вовсе не похож. Знает же, что у меня за отец. Он его в порошок сотрёт, в труху, в пыль… С Логиновым шутки плохи, определённая репутация имеется.

- Тимур, что происходит? – голос Томы дрожит.

- Если бы я знал…

- Это из-за меня?

Видимо, идея, что это дело рук Стаса, ей тоже приходит в голову.

- Навряд ли, скорее, из-за меня…

В конце каждой моей фразы многозначительная пауза, а мозг лихорадочно перебирает варианты, как нам выпутаться из этой истории. В животе всё сводит болезненным спазмом, когда осознаю, что Тома тут даже не при чём. Просто так под руку попала.

А охрана отца куда смотрела? Дядя Толя сказал, что за мной приглядывают, потому что что-то зреет. И вот, видимо, назрело. Я шесть лет жил в спокойствии и уже забыл, что такое бронированные машины, заборы в два человеческих роста и мужики с пушками, охраняющие тебя по дороге в школу.

Когда фургон останавливается, и нас выводят, я даже не пытаюсь разглядеть лиц похитителей, они все в тени, а дом, куда прибыли, обычный загородный, таких в здешних краях пруд пруди. Ничего примечательного и выразительного.

Стараюсь держаться рядом с Томой и ободряюще смотреть на неё, хотя самому не по себе.

Нас заводят на второй этаж и  вталкивают в комнату. Она пустая. Из мебели здесь только кровать. Узкое окошко под потолком, откуда почти не проникает свет. Да упаковка литровых бутылок с питьевой водой.

Так, по всей видимости, никто разговаривать тут с нами не собирается. Всё делают молча.

- Нам хоть кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?! – не выдерживаю, когда дверь собираются закрыть.

- Когда папаша тебя заберёт, он и объяснит, - отвечают на русском.

Ну, вот, всё и прояснили.

На грамм становится легче, я уже медленно выдыхаю, решая, что нам просто надо тихо себя вести и ждать, но дверь, практически закрывшаяся, распахивается вновь.

- А это что за деваха?

В комнату заходит мужик примерно с меня ростом, но лет на двадцать старше и указывает на Тому.

- Её в планах не было.

- Ну так мы включим, - кто-то ржёт из-за его плеча.

Я делаю шаг в сторону Томы, закрывая собой. Очень стараюсь не смотреть в её испуганное лицо. Она будто пытается стать меньше и испариться отсюда, но это невозможно. Я бы всё отдал, чтобы её тут не было.

- Донец, забери красавицу, отведи к пацанам, чтобы не скучали. Когда повеселятся, знаешь, что делать.

Как там говорят, кровь стынет в жилах. Сейчас я на себе в полной мере испытываю силу этого выражения. Не вижу, но чувствую волны паники, исходящие от моей девочки.

Поэтому, когда названный Донец подходит, чтобы схватить Тому и увести, бросаюсь на него первым. Даже успеваю нанести серию ударов, рассечь уроду бровь и дать под дых. Мы валимся на пол, Тома кричит «не надо», когда кулак амбала врезается в мою скулу. Она даже пытается вцепиться ему в локоть, но мужик легко отшвыривает её прочь. Я изворачиваюсь, чтобы вскочить на ноги. Но к Донцу поспевает помощь. Меня скручивают и бьют в живот и по черепу. В голове натуральный колокольный звон, и только крики Томы, будто ультразвук то нагнетаются, то рассеиваются, удаляясь. Осознаю, что её вывели из комнаты или вынесли, что вернее сказано. Ору, как ненормальный, бросаюсь к двери, колочу по ней руками, угрожаю, умоляю, зову хоть кого-нибудь.

- Ну что ты буянишь, - раздаётся с той стороны.

- Дайте… отцу… позвоню… выкупит… обоих… Не трогайте её! Уроды! Слышишь, не трогайте! Я договорюсь! Дайте телефон!

Что-то ещё кричу, пытаясь объясниться не понятно с кем. Не знаю, почему решил, что им нужны деньги, но другой причины для похищения придумать не могу. Иначе меня бы просто уже не было в живых. Не было бы смысла вести нас с Томой куда-то. Тома… бля… Пять минут и мне всё-таки приносят телефон. Отметаю лишнее, сразу перехожу к делу. Перебиваю отца на полуслове. Мне неинтересны его «сохраняй спокойствие» и «всё будет хорошо».

- Она тут не при чём, понял, не при чём… - кажется, я и сам ему угрожаю, ненавидя в этот миг человека, который меня породил.

Я не участвую в его грязных делах, и мама не участвовала, и Инна… но мы все поплатились, двое даже жизнью.

- Хорошо, Тимур. Я тебя вытащу, слышишь меня?

- Нас, - поправляю я. – Меня и Тому.

- Да-да, потерпи, я скоро.

Связь обрубают, забирая у меня трубку. Один из похитителей сверлит меня пристальным взглядом, пока отец что-то поясняет ему, потом выходит.

И я снова один на один с собой. В абсолютной тишине. И неизвестности. Ужас – вот, что я испытываю. Ужас, что уже поздно.

Наконец, за дверью возня, я застываю, потому что до этой секунды метался по комнате, не в силах заставить себя ждать спокойно.

Высокий заносит Тому и сбрасывает на кровать, как мешок с мукой, как вещь, стряхивает с плеча.

Я не решаюсь что-то говорить, не решаюсь, потому что не хочу усугублять наше шаткое положение. Лишь кулаки сжимаются до хруста в разбитых костяшках. Физической боли я не чувствую, хотя, когда адреналин схлынет окончательно, уверен, мне станет очень хреново.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не знаю, кто эти люди и что им надо. Пусть отец разбирается, потому что сейчас, я в этом уверен, все из-за него. Из-за его прошлого или настоящего - мне плевать. Просто пусть даст им эти деньги и вытащит нас из дерьма.