– Это ты так шутишь? – укоризненно спросил Товуайра.

– Думаешь, меня не примут в духи? – рассмеялся я.

– Ничего я не думаю, – отрезал он. И строго добавил: – Шамана не проведешь!

Не знаю, как насчет «проведешь», но на ноги юный великан поставил меня не хуже, чем сделал бы мой друг Абилат, лучший знахарь столицы Соединенного Королевства, к которому я собирался обратиться за помощью и как раз прикидывал, можно ли ходить Темным Путем на четвереньках, или все-таки лучше попытаться как-нибудь встать. Это деяние представлялось мне сейчас почти недостижимым вроде легендарных подвигов магов древности. Однако после того, как Товуайра всего четверть часа ритмично похлопал в ладоши над моим ушибленным телом, время от времени издавая угрожающие звуки, очевидно предназначавшиеся моим синякам, я встал как миленький. И пошел. И трижды подпрыгнул. И на всякий случай, чтобы потом не было неприятных сюрпризов, наклонился в разные стороны и потянулся, как кот. Тело функционировало отлично, очень мило с его стороны. Я не настолько дух или демон, чтобы без него обходиться, что бы там ни говорил Товуайра. Вернее, о чем бы он с торжественной многозначительностью ни молчал.

– Не зря говорят, что ты умелый шаман! – сказал я юному великану. – Если еще раз попаду в такую передрягу, непременно обращусь к тебе. Ты круче всех наших знахарей вместе взятых.

Я, конечно, преувеличивал, но, во-первых, совсем немного. А во-вторых, навсегда усвоил главный педагогический прием сэра Джуффина Халли: новичков надо хвалить, в таком деле лучше перестараться, энергия энтузиазма – топливо, без которого в магии никуда. Собственно, не только в магии, вообще в любом деле.

Вспомнив, как Товуайра рассказывал о прогулках в Вовулах, я тайком проверил карманы, нащупал там какие-то монеты, неясно, какого достоинства, но что-то – уже хорошо. Сказал:

– Я намерен заплатить тебе за лечение.

Он так удивился, словно я предложил нечто совершенно абсурдное и немыслимое. Например, открыть на паях модную лавку на вершине горы Олайры. Или прямо сейчас начать заниматься растяжкой, чтобы однажды сесть на шпагат.

– Это такая примета, – находчиво соврал я. – Заплатить знахарю, чтобы болезнь не вернулась.

– И так не вернется, если сам на Йохлимскую землю снова не полезешь, – заверил меня Товуайра. – Это были вполне обычные ушибы, они бы и без лечения прошли, просто не так быстро. Но если тебе так спокойней, конечно, плати. Вот уж не подумал бы, что ты суеверен!

Я развел руками, всем своим видом показывая, что и рад бы не иметь мелких постыдных слабостей, но уж каков есть. Не зря старался, в кармане у меня набралось почти четыре короны Соединенного Королевства, а это очень крупная сумма. Если Товуайра обменяет их на местные деньги, все конфеты и карусели Вовулаха его. После долгих лет в темной пещере с медленно умирающим незнакомцем именно то, что надо, будь ты хоть сто раз великий умпонский шаман.

Я был рад, как будто мне самому предстоял такой праздник. Впрочем, в Ехо тоже неплохо с конфетами. И даже карусели, говорят, где-то есть.

Но на карусели мне пока было рано. Сначала в Харумбу. Я себя знаю: любое неприятное дело, отложенное до завтра, на следующий день начинает казаться вовсе не нужным. А сейчас так нельзя.

* * *

Харумба, таинственный город мертвых, в древности построенный бессмертными кейифайями для своих смертных потомков от смешанных браков, куда обычный человек может попасть только за огромные деньги[168], находится на северном побережье материка Уандук, так далеко от Великой Красной Пустыни Хмиро, что небо здесь почти белое, как у нас, с едва различимым лиловым оттенком.

Когда я шел сюда Темным Путем, пожелал оказаться у самого входа в Харумбу, но здешнюю систему безопасности не проведешь, так близко меня не пустили. Спасибо хоть не угодил прямо в море, шагнул на берег, у самой кромки воды, на твердый мокрый песок.

Чуть поодаль зеленела роща низкорослых пышных деревьев, на ветвях которых теснились стаи крупных черных птиц, грузных и малоподвижных; когда я увидел их впервые, много лет назад, птицы показались мне зловещими. Теперь я точно знал, что это за птицы, но ничего особо зловещего в их облике больше не находил. Даже удивительно, что такое огромное сборище смертей, навек разлученных со своими потенциальными жертвами, может выглядеть настолько безобидно. «Прийти бы сюда с рогаткой, вот был бы переполох», – насмешливо подумал я и тут же устыдился своих живодерских фантазий. Беднягам и так несладко от всей этой древней кеийфайской магии, о которой нервным угуландским супергероям в моем лице лучше вообще ничего не знать.

А совсем вдалеке, за деревьями клубился туман, не настолько, впрочем, густой, чтобы скрыть белизну стен и изящество башен Харумбы.

Можно было отправиться туда, обогнув рощу, но я попер напролом. Даже не потому, что решил вести себя вызывающе, демонстрируя воинственный настрой, а просто поленился обходить. Немного опасался, что дремлющие на ветвях смерти-изгнанницы накажут меня за беспокойство – по старой доброй птичьей традиции, дружно нагадив на голову, но, хвала Магистрам, пронесло. Правда, настроение во время прогулки изрядно испортилось. Раздражение, вызванное необходимостью разбираться еще и с Нуфлином, превратилось в настоящую злость. Но вряд ли следует винить в этом птиц. Я и сам не подарок. Особенно в тот момент, когда дело уже благополучно завершено, а я еще не успел забыть, как долго и мучительно все висело на волоске. И вопрос только в том, от чего именно меня теперь будет запоздало трясти: от страха или от злости. Ничего удивительного, что обычно я выбираю второй вариант.

Хранители Харумбы ждали меня на границе между рощей и туманной стеной. Пришли не вдвоем, не вдесятером даже, а здоровенной толпой. Хотя, честно говоря, чтобы силком выдворить меня со своей территории, одного за глаза хватило бы. Эти бессмертные эльфы, хвала Магистрам, не великаны, но исключительные здоровяки. Сборная Харумбы по дзюдо, тяжелая весовая категория, хоть с криком от них беги.

Но я, конечно, не убежал. А напротив, ускорил шаг. Приблизившись, поздоровался: «Хорошего дня». И выдал им сияющую улыбку, наследство магистра Клари. Не то чтобы действительно был рад обстоятельствам нашей встречи, просто люблю демонстрировать обновки, как всякий пижон.

Но в ответ мне никто не улыбнулся. Даже на приветствие не ответили. Только еще больше насупились. Понятно почему. Родичи моего друга Иллайуни чувствительны к чужому настроению ничуть не меньше, чем он. Поэтому улыбками их не проведешь, даже такими неотразимыми, как моя.