– Е-мое! Что за вонь? – поморщился Гейгер.

– Опять Балаган испугался? – выдвинул гипотезу Сиплый.

Смрад, доносящийся из бокового ответвления, и впрямь шибал неслабо – удушающая смесь гнили, плесени, свиного дерьма и чего-то еще знакомого, но слишком забитого другими ароматами, чтобы вспомнить.

По сравнению с местом входа, корней, свисающих через щели в прогнивших досках, заметно поубавилось, хотя особого уклона я не почувствовал. К тому же стало ощутимо теплее, и влажность возросла, да так, что глаза заливало потом.

– Зараза. Жарко, как в бане, – фыркнул взмокший Балаган.

– Видать, черти парятся, – прокомментировал Гейгер. – Ух, елы-палы, ну и смердит.

Вонища действительно усиливалась с каждым шагом и достигла своего апогея, когда тоннель привел нас в большое прямоугольное помещение, квадратов на сто – сто двадцать, утыканное столбами-подпорками. По всему периметру тянулись приподнятые над землей, вымазанные дегтем трубы, от которых и шел жар. Он усиливался влажностью, искусственно создаваемой при помощи наполненных водой деревянных корыт и чугунных ванн, что стояли между грядок. Грибы – вот чей запах я почуял. Огромные, черные, осклизлые – они росли здесь тысячами. Никогда раньше таких не видел. Похожи на старые гнилые сыроежки невиданных размеров. Но гнилыми они кажутся только на первый взгляд. При более тщательном осмотре становится видно, что слизь – не продукт гниения, а часть гриба, его естественная оболочка, как бывает у масленка, например. Кое-где развесистые шляпки были поедены. Тут и там стояли бадьи с плавающими в красноватом растворе улитками и мокрицами.

– Святые угодники! – всматривавшийся секунду назад в глубь плантации Гейгер отшатнулся, прикрывая рот рукавом.

– Да что за долбанная хуета здесь творится? – глянув в то же место, Сиплый чуток позеленел, а уж он-то по роду деятельности навидался всякого.

Будучи крайне заинтригован, я поспешил стать свидетелем неординарного зрелища, способного спровоцировать на рвотные позывы даже желудок полевого хирурга.

Разочарованию моему не было предела. Не понимаю, как человек, без тени сомнения отрезающий руки и ноги, самозабвенно копающийся в трепещущих потрохах, вскрывающий гнойные нарывы и вынимающий пули из хлюпающего кровью живого мяса может испытывать тошноту при виде обросшего грибами почти полностью сгнившего трупа. Ну, лежит на грядке жмур, наполовину землей присыпанный, ну, растут из него сыроежки-мутанты – эка невидаль. Нет, грибочки-то, конечно, весьма примечательные, а вот труп… Видал я композиции и позатейливее. К примеру, жертвенники Рваных Ран – гибрид алтаря и пресса для сцеживания крови. Так вот они обиты кожей, срезанной с лиц нечестивцев. Ну, в общем-то, лицами и обиты, так как кожа срезается одним куском от шеи до линии волос, вместе с ушами, подвергается обработке, а потом равномерно растягивается и серебряными скобочками пришпандоривается. Хаотично наложенные одно на другое сотни лиц при первом знакомстве впечатление производят просто неизгладимое. Пустые глаза, рты, растянутые в безумных «улыбках» на полрожи, а под ними еще глаза, уши, носы… – жутковато. Будто в преисподнюю заглянул. Или вот тотемы северных кочевников – какое буйство фантазии! В ход идут почти все части тела поверженных врагов, дополненные фрагментами животных. Их засушивают и сшивают в этакие лоскутные куклы, что позволяет менять пропорции самым невероятным образом. Головы обычно берутся покрупнее, а тельца и конечности помельче – женские или даже детские. Однажды я видел тотем-демона, смастеренного столь искусно, что поначалу закрались сомнения в рукотворном происхождении этого существа. Каждое «крыло» было сшито из семи рук с рассеченными кистями, так что лучевая и локтевая кости разводились в стороны. Человеческую голову «посланника Сатаны» украшали козлиные рога и кабанья челюсть с громадными бивнями. Позвоночник тщедушного тельца изгибался дугой, и «демон», помогая себе длинными жилистыми ручищами, заглатывал собственные ноги, ранее принадлежавшие, судя по размеру, ребенку лет шести. Вот это я называю – долбанная хуета.

– Возьми грибочков, – предложил я медику. – Таких небось не пробовал еще.

Зеленоватый оттенок лица Сиплого стал насыщеннее.

– Ни к чему не прикасаться, – зарубил идею Ткач. – Идем дальше прежним порядком.

– Эх, – вздохнул Балаган, – нам бы сейчас Факира с его горелкой. Выжгли б всю сучью берлогу к едрени матери.

Очередной коридор оказался совсем коротким и привел в точно такое же помещение с грядками-могилами, а потом в следующее, и еще в одно, и еще… Последняя плантация заканчивалась глухой стеной и вертикальной лестницей с люком наверху. Над головой здесь были уже не доски, а бетон, хоть и с трудом различавшийся под слоем наросшей плесени. Трубы отопительной системы, пройдя по периметру грибной комнаты, так же поднимались и уходили в потолок, обрамляя лестницу с двух сторон.

Капитан взобрался наверх и тронул крышку люка. Та не поддалась. Второй разок, посильнее – никак.

– Заперто, – констатировал Ткач после беззвучной, читающейся лишь по губам, тирады, адресованной, видимо, судьбе-злодейке. – Балаган, попробуй-ка ты.

Пулеметчик кивнул, отдал свое орудие труда Гейгеру и вскарабкался как мог высоко на освобожденную недостаточно мускулистым капитаном лестницу. Упершись плечом в крышку люка, он замер. Единственное, что свидетельствовало об идущем процессе, – наливающаяся кровью физиономия Балагана. Секунд через десять наверху что-то громко лязгнуло, и крышка, подскочив, опустилась пулеметчику на затылок.

– Бля! – схватился он за «ушибленное» место, но, нащупав каску, просветлел лицом.

– Наконец-то пригодилась, да? – порадовался за товарища Сиплый.

– Тихо все, ждать тут, пока не осмотрюсь, – скомандовал Ткач и обратился к пулеметчику: – Тебя тоже касается, – после чего забрался наверх, осторожно откинул крышку и исчез в проеме.

– Ох, не нравится мне его затея, – покачал головой Гейгер.

– Да тебе вообще ни хуя не нравится, – уточнил Сиплый. – Это старость.

– Интересно, – начал я размышлять вслух, глядя на вертикальную трехметровую лестницу, – каким образом один человек сумел вытащить отсюда Рябу?

– Так, может, он и не один, – хмыкнул Балаган.

– Тогда остались бы вторые следы, а их нет. Вот ты сможешь поднять Рябу наверх?

– Не знаю, он довольно тяжелый. Как-то пришлось потаскать на носилках.

– Ну-ка, иди сюда. Поставь ногу рядом, – я указал Балагану на отпечаток стопы похитителя.

– Зачем?

– Проверю – а не ты ли это. Шутка. Ставь, говорю.

Пулеметчик нехотя примостил лапищу, обутую в ботинок с толстой рифленой подошвой, возле следа неизвестного злоумышленника.

– Ну?

– Отойди, – я присел, чтобы получше разглядеть результат эксперимента. – Сколько весишь?

– А я почем знаю? Не взвешивался.