Медведь замер с раззявленной пастью и остановившимся взором. Какое-то время тупо пялился на Ирку и наконец отмер:

– Так чего ж ты еще тут, а не в Лесу, коли все знаешь?

– А почему я должна там быть? – Ирка с интересом воззрилась на зверя. – Жертвоприношения не мое хобби, причем с любой стороны алтаря.

– Какая тебе разница – твоя жизнь все равно принадлежит ему, – презрительно щуря глаза, процедил Лис.

Иркин кот вдруг издал тихий мяв, больше похожий на стон, и принялся отчаянно дергать ушами и шевелить хвостом, явно на что-то намекая…

– С какой это радости? – Иркина улыбка стала напряженной.

– Он твой отец! Он дал тебе жизнь, значит, она, эта жизнь, – его, и отдать ее ему – твое право и твой священный долг! – сухо и непреложно, тоном, каким изрекают закон, припечатал Лис и воззрился на Ирку, как строгий директор на хулиганку, которой дают последний, самый распоследний шанс исправиться.

– А ведь я пытался предупредить, – после недолгой паузы вздохнул Иркин кот и прикрыл морду лапами, прячась за доской с фигурами. Иркины пальцы судорожно стиснули ферзя.

– Наверное, со мной что-то не так, – негромко сказала она. – Если мои родители – что мать, что отец – постоянно пытаются использовать меня в своих целях. – Она отвернулась, так чтоб никто не видел ее лица, и хрипло выдохнула: – Хорошо, что я с этим еще в прошлый раз смирилась, а то сейчас могло быть… неприятно. – На Старших Зверей уставились мрачные, как самая темная зимняя ночь, глаза ведьмы, в которых зловеще мерцало зеленое колдовское пламя, по волосам ее побежали искры и начал разгораться зеленый ореол. – Вы, самураи лохматые, живете по своим законам, а в моем мире и в мое время считают, что не та мать, что родила, а та, что вырастила. Отцов это тоже касается. Он мне памперсы не менял, на аттракционы не водил и даже с выплатой алиментов у нас явные проблемы. – Она вскинула руку, предупреждая открывшего было пасть Старшего Кота. – Я знаю, возможно… повторяю – возможно, его предали, заманили в ловушку и все это время он никак не мог со мной связаться. Но сейчас его ведь тоже интересую не я, а ключ от его тюрьмы. Поэтому я не собираюсь играть в папины дочки с совершенно посторонним мне… древним богом. Или вы четко, не давя на жалость, объясните, почему я, наднепрянская ведьма-хозяйка, должна заботиться о вашем Повелителе, или… выход вон там.

– А что твой мир умирает вместе с нашим – этого тебе недостаточно? – гневно выгибая спину, прошипел Старший Кот.

– Мой мир умирает с момента рождения – как и все, что живет на земле и под небесами, – невозмутимо ответила наднепрянская ведьма, и пылающий вокруг нее ореол разгорелся до нестерпимого свечения. – Это такое свойство живого – умирать, Мара и Жива – одно. А с концами света я разбираюсь, только если они происходят на моей территории.

– Как же я вас, человечек, ненавижу! – вдруг выдохнул Медведь. – И ту, к которой наш Повелитель в другой мир таскался – и дотаскался, и ту, что нас в тот день, тринадцать с гаком лет назад отвлекла, и тебя тоже ненавижу! Больше вас – только гадюку летучую, что все это затеяла!

Медведь топтался в малиннике, засовывая в пасть сладкую, сочную ягоду, крупную даже в его громадной лапе. Громадная малина росла только там, где Великий Хорт нырял в Дупло Между Мирами, и потому Медведь всегда с удовольствием ковылял следом за Псом Симарглом, когда тот вдруг отправлялся в странствие. И дожидаться его тоже было не в тягость. Он наелся уже так, что в пузе ощущалась блаженная тяжесть. Но ягоды все так же дразняще выглядывали из-под листиков, и он просто уселся под кустом, в густую траву, жмурясь на солнце и лениво бросая в пасть ягоду за ягодой.

– Долго он еще? – Волк судорожно зевнул, беспокойно перебирая лапами.

– Зачем он туда ходит? – лениво проворчал Медведь, чувствуя, как язык обволакивает сладостью.

– А то не знаешь? Самку он себе завел. Человечку, рррр! – зло рыкнул Волк.

– Да ты чё? – Медведь изумленно распахнул глаза.

– А за кем, думаешь, он ходит в человеческий мир? – проворчал Волк, кладя голову на лапы. – И еще эти… – он звучно чихнул, – цветы носит?

Медведь задумался – и додумался, что никогда не думал: а куда ж и впрямь Пес ходит? Но цветы – это да, псице или там волчице какой оленью тушу подавай.

– Так человеки, они ж… это ж… – Медведь недоуменно развел лапами.

– Подлые, – припечатал Волк. – Убийцы. Капканы у них… Ружья… Волчат убивают…

– Он обязательно чего придумает, – подбодрил его Медведь. Великому Псу Симарглу он верил безоговорочно. Хотя, конечно, человечка, это… с этим требовалось как-то примириться. А если у нее щенки будут – они ведь тоже будут человеками? Все беды от человеков. Даже не так: те беды, с которым уважающий себя Медведь может сладить, – не от человеков, а вот те, с которыми сладить нельзя, – те от них. Все чаще и чаще являются из людского мира медвежьи души, что померли не должной и неправильной для медведя смертью. И медвежат много. И отпускать их обратно Старший Медведь не собирался: не надобны медведи в людском мире – ну и медведям человеки без надобности. Что у Пса вообще за манера в человека обращаться, будто он змей какой! Вот еще тоже гады – почти как люди.

Кусты затрещали, и оттуда вывалилось одно такое приобретение Пса. Эту человечку Пес подобрал где-то в дальней деревне, но за самку свою не держал – запаха Пса Медведь на ней не чувствовал. Зато от нее ощутимо тянуло той жуткой Силой, что делала Пса Псом, заставляя всех, и самого Медведя, склоняться перед ним. Польза от той Силы в руках человечки была… или не была? То был слишком сложный для Медведя вопрос: лапу больному медвежонку человечка залечила, но с тех пор медвежонок рос… неправильным. Повадился убивать не для еды – и бросать добычу на видном месте. И луг, на котором человечка траву вырастила для оленей, время от времени сам глотал оленей. Бульк – и нету! Человечка Медведю не нравилась: не нравились тряпки, в которые она куталась вместо шерсти, не нравились остро пахнущие желтые и белые кольца на ее пухлых пальцах. Вот и сейчас на ее темных волосах красовался венок из сверкающих желтых листьев, только… не живых, а отлитых из того самого желтого металла. Рррр, мерзость! Медведь и Волк дружно зарычали.

– Скорее… скорее… – заполошно выдохнула человечка, широко разевая ярко-красный рот и прижимая к груди пухлые пальцы с никчемными когтями. – Хозяин… Он… Хозяин… – она уперлась ладонями в колени и принялась мотать головой, как обессиленная лошадь.

– Чего тебе? Какой еще хозяин? – подозрительно поглядел на нее Медведь.

– Так Пес же наш! – Волк ухмыльнулся во всю клыкастую пасть. – Говорят, в человечьем мире дамочки себе псов заводят, так что только справедливо, если наш Пес себе человечку завел!

– Хватит болтать! – вдруг жестко прикрикнула человечка. – Хозяин может погибнуть! – И полное лицо ее исказилось испуганной гримасой. – Ему нужна помощь!