момента выжидал Эккехард — и воспользовался долгим отсутствием моего брата так ловко, что мне пришлось выковыривать мятежников из Эллисдора железом. Мы же с Умбердо просто подготовились к худшему. После мятежа лорда Ламонта стало ясно, что положение Грегора чудовищно шаткое. Он женился, но не обзавелся детьми. Не назначил других наследников… — Она вцепилась в руку Альдора с такой силой, что он зашипел от боли. — И ради этого бардака я отдала свои жизнь и свободу Гацоне? Ты как никто знаешь, чего всем нам стоил мой брак.

— А если он выжил?

— Даже если и выжил, едва ли он повернет в Хайлигланд. Он всю жизнь мечтал о грандиозной войне и великой цели. — Рейнхильда печально усмехнулась. — Какое ему дело до Хайлигланда, когда его ведет сам Хранитель? Ты нужен нам в Эллисдоре, Альдор.

— Ты предлагаешь мне предать своего короля?

— Твой король мертв. Можешь не присягать на верность мне и Умбердо. Присягни моему ребенку.

«Своему ребенку», — подумал Альдор. Мысль о том, что у него был сын, настоящий потомок из плоти и крови, да еще и от любимой женщины, все это время крутилась лишь на задворках сознания. Альдор гнал ее, не подпускал ближе. Боялся. Боялся этой правды и ее последствий. Рейнхильда получила то, чего хотела. Разыграла все изящно и тонко. Догадывался ли Умбердо? Возможно. Но если и так, королю, очевидно, было все равно: как Грегор Волдхард жил мечтой о Священном походе, Умбердо Аро страстно желал лишь объединения Гацоны и Хайлигланда.

Альдор желал лишь покоя, но по иронии судьбы именно его скромному желанию не было суждено исполниться.

— Мир безумен.

— Мир в порядке, — сухо ответила Рейнхильда. — Люди сходят с ума. Ты со мной? Будешь сопровождать нас в Эллисдор? Ты нужен нам, Альдор. Хайлигландцы любят тебя. Ты отстаивал город, защищал эллисдорцев. Твое слово имеет большой вес.

— И кем я стану в этом новом мире?

— Эрцканцлером. У тебя отлично получается.

— А если я не соглашусь?

— Ты уже согласился, Альдор. И мы оба знаем, почему. — Рейнхильда отвернулась, и Альдор услышал лишь ее тихий шепот. — Я все еще люблю тебя. Не думай, что я говорю это с целью привязать тебя к себе.

— Рад, что у тебя остались принципы. — Альдор поднялся со скамьи. — Я согласен на твое предложение, но детали хочу обсудить с королем.

Рейнхильда кивнула.

— Он вернется к закату. Аудиенцию назначим на завтра. Не иди за мной.

Хайлигландка мягко улыбнулась напоследок и скрылась в зарослях орешника. Альдор глядел ей вслед, гадая, кого именно сейчас предал: Грегора или себя самого?

3.8 Бениз

— Брат Фастред!

Кричала Полин. Монах не ответил, лишь взглянул на клонившееся к горизонту солнце. Что-то он сегодня расслабился. Работу придется заканчивать при свечах.

— Брат Фастред, вот вы где! — Цветастая косынка девицы показалась из-за угла сарая. Полин широко улыбалась, демонстрируя удивительно здоровые зубы. — Вас матушка зовет.

— Сейчас.

Он нехотя отложил точильный камень. За то время, что король пребывал в беспамятстве, Фастред успел поправить лезвия на ножах у всей деревни. И сейчас догадывался, о чем пойдет речь. Для такого разговора гораздо лучше подошел бы брат Аристид, однако патрон не желал отходить от короля ни на мгновение, поэтому всю светскую работу пришлось взять на себя Фастреду.

Полин повела его на задний двор. Староста как раз закончила возиться с козами и, кивнув монаху, поманила к себе.

— Молоко будете? Только надоила. Моя скотина ест люцерну, от нее молоко сладкое-сладкое становится. Сорт редкий для этих мест, один энниец продал. Сажала для Полин, когда она в детстве кишками мучилась. Потом заметила, что и молоко вкуснее стало. Глядь — а козы полюбили эти кусты жевать. Теперь вся деревня сеет. Так налить вам молока, святой брат?

Фастред уже достаточно узнал старосту, чтобы понять: если та начинала много болтать, значит, настраивалась на сложный разговор. Сердце имела мягкое, да пост занимала ответственный. Вот и готовилась как могла.

Монах качнул головой.

— Благодарю, я не голоден.

— В отличие от остальных ваших людей. Как раз об этом и хотела поговорить. — Староста перелила молоко в кринку. — Полин, вернись в дом. Хватит уши греть.

Девица состроила обиженную рожицу, но подчинилась матери.

— Вы, святой брат, гостите у нас уже целую луну, если не больше, — тихо, но твердо начала Флоретт. — Наш край щедр, но эта земля принадлежит знати. Вас мы кормим из запасов, что делаем, работая на своих, а не господских пашнях. И хоть Гилленай завещал помогать попавшим в беду, но справедливо ли помогать ценой собственной жизней своих детей?

Фастред чувствовал себя неуютно и ужасно неловко. Северяне действительно засиделись в Керкеране, и сам брат-протектор не раз предлагал Аристиду переместить лагерь подальше от деревни. Уйти в леса, спрятаться там — зверя больше, шансов попасться на глаз любопытным крестьянам куда меньше. Но патрон оставался непреклонным. Возился с королем, неусыпно бдел у его лежака, готовил мази, шептал не то молитвы, не то заговоры. Все прочее Аристида не волновало.

Беда была в том, что его величеству становилось разительно лучше, а северяне рисковали, оставаясь на одном месте слишком долго. Пока их спасало лишь то, что Керкеран располагался на сравнительном отшибе.

— Клянусь кровью Гилленая, достопочтенная Флоретт, мы уйдем, как только наш благодетель придет в себя.

— Это меня тоже беспокоит, — нахмурилась Флоретт и принялась мыть ведро. — Вы выхаживаете своего купца уже очень давно, но лучше ему не становится.

— Становится. Потихоньку, понемногу. Раны почти перестали гноиться.

— А что, если ваш купец вообще не придет в себя? Если он до конца дней так и останется не жив и не мертв… Сколько вы готовы ждать?

— Это решаю не я.

— Святой брат, прошу, не оскорбляйтесь. Мы люди набожные и верим вам. Если этот богач так важен для вас, для храмов и верных последователей, значит, так тому и быть. Божий люд ведь знает больше… — Флоретт опустилась на скамью под яблоней, чтобы перевести дух. — Ух, ну и утро выдалось… Деревенские задают мне вопросы, брат Фастред. Ваши люди на берегу поглядывают на наших баб. Мужикам это не нравится. Вы едите, но мало работаете, потому что у вас много ослабевших… Это ослабляет и нас. С каждым днем недовольство людей растет. А я знаю их всю жизнь, и после вашего ухода я останусь с ними. И я больше не могу приносить вам в жертву благоденствие всей нашей деревни.

Фастред кивнул.

— Понимаю. И не смею просить об отсрочке.

— Сколько дней вам понадобится, чтобы