Не имея других советчиков, Полетт обратилась за помощью к Аннабель, которая кое в чем была не по годам сведуща. Малышка не подкачала, предложив собственную вышитую накидку, которая весьма освежила черное шелковое платье с воротником-пелериной. Однако помощь была небезвозмездной.

— Глянь-ка на себя — прям вся трепещешь, как девица на выданье, — сказала Аннабель. — Раньше ты никогда так не суетилась. Из-за кавалера, да?

— Что ты! Вовсе нет! — поспешно ответила Полетт. — Просто не хочу подвести твоих родителей на столь важном… мероприятии.

Аннабель не поверила:

— Задумала кого-то подцепить? Кто он? Я его знаю?

— Ох, Аннабель! Ничего подобного!

Однако угомонить девчонку было не просто; позже, увидев Полетт в полном наряде, она восторженно завопила:

— Высший класс! Тебя осыплют поцелуями еще до окончания банкета!

— Право, Аннабель, ты экзажере… преувеличиваешь!

Подхватив юбки, Полетт сбежала с лестницы, радуясь, что никто их не слышал, кроме жезлоносца, двух коверщиков, трех водоносов с бурдюками, двух мастеровых со стамесками и садовников с цветами. Она бы умерла на месте, если б сей диалог услыхала миссис Бернэм, но, к счастью, хозяйка еще была за туалетом.

На входе в дом располагался большой вестибюль, который из-за обилия венецианских зеркал в золоченых рамах мистер Бернэм в шутку называл «зеркальным залом»; здесь гости дожидались приглашения к столу. Роскошное, однако не самое просторное помещение не могло похвастать большим числом укромных уголков, когда в нем зажигали все бра и шандалы. Сей факт огорчал Полетт, на приемах старавшейся быть как можно неприметнее. Путем проб и ошибок она отыскала в зале местечко, отвечавшее ее цели: одинокий стул у стены без зеркал; здесь удавалось переждать начальную фазу торжества, не привлекая ничье внимание, — ее замечали только лакеи, разносившие холодное шампанское и шербет. Однако нынче спасительный уголок недолго служил ей убежищем: не успела она взять холодный бокал со сладким тамариндовым шербетом, как услыхала голос миссис Бернэм:

— Полетт! Где ты прячешься? Я повсюду тебя ищу! Капитан Чиллингуорт хочет о чем-то спросить.

— Меня, мадам? — обеспокоилась Полетт.

— Ну да, знакомьтесь. — Миссис Бернэм отступила в сторону, и Полетт оказалась лицом к лицу с капитаном. — Мистер Чиллингуорт, позвольте представить вам мадемуазель Полетт Ламбер.

После этих слов хозяйка ретировалась, и Полетт осталась наедине с гостем.

— Весьма польщен, мисс Ламбер, — отдуваясь, поклонился капитан.

Голос его потрескивал, точно каштаны под колесом экипажа. Не только одышка, но лицо в красных пятнах и вся его обмякшая фигура говорили о том, что он нездоров. Капитан выглядел так, словно его облик, некогда предназначавшийся крепкому и уверенному в своей силе человеку, стал ему великоват: усталое обвисшее лицо, брыластые щеки и большие темные мешки под слезящимися глазами. Когда мистер Чиллингуорт снял шляпу, стало видно, что он почти лыс: голова его, окруженная волосяной бахромой, напоминала ствол с отвалившейся корой.

Промокнув платком взмокшее лицо, капитан сказал:

— На аллее я заметил ряд латаний. Говорят, это ваша работа, мисс Ламбер.

— Да, посадила я. Но они еще такие маленькие! Удивительно, что вы их разглядели.

— Латании красивы, но в здешних краях их редко встретишь.

— Я их очень люблю, особенно «латанию коммерсони».

— Вот как? — удивился капитан. — Позвольте узнать почему?

Полетт засмущалась и опустила взгляд.

— Видите ли, их идентифицировали Филипп и Жанна Коммерсон.

— Кто это, скажите на милость?

— Я довожусь им внучатой племянницей. Они были ботаниками и много лет прожили на Маврикии.

— Ах, вот оно что!

Капитан нахмурился и задал очередной вопрос, но Полетт его не услышала, потому что в зал вошел Захарий. Как все мужчины, сюртук он отдал лакею и остался в рубашке, волосы его были аккуратно стянуты черной лентой. По сравнению с другими его наряд — муслиновая сорочка и нансуковые брюки — выглядел весьма скромно, но сам он был невероятно элегантен, видимо, потому, что в отличие от других мужчин не обливался потом.

Теперь на все вопросы Полетт односложно отвечала «да, нет» и даже не услышала ворчанья судьи Кендалбуша, неодобрительно покосившегося на ее пышный наряд:

— «Преисподняя обнажена пред Ним, и нет покрывала Аваддону».

Довершением мук стали неуемные комплименты мистера Дафти, провожавшего ее к столу:

— Мать честная! Экая вы нынче красотка, мисс Ламбер! От вас всякий слетит с катушек долой!

Слава богу, лоцман о ней забыл, едва увидел угощение.

Нынче смены блюд не предполагалось, но умеренная длина стола, раздвинутого лишь на две из шести досок, возмещалась высотой и весом снеди, которая образовывала впечатляющие зиккураты: суп из зеленых черепах, ловко налитый в их панцири, мясной пирог, баранье жаркое, супник с бурдванским рагу, приготовленным из вареной курятины и маринованных устриц, оленина в листьях кокоса и карри, говядина в винно-чесночном соусе, жареные овсянки и голуби, выложенные летящими стайками. В центре стола на серебряном подносе красовался шедевр вефильских поваров — фаршированный павлин, хвост которого был распущен в преддверии брачного танца.

От всей этой роскоши мистер Дафти аж задохнулся и, предвкушая пиршество, отер взмокший лоб:

— Ну и ну! Сюжет, достойный кисти Чиннери![46]

— Именно так, сэр, — ответила Полетт, хотя не вполне расслышала, поскольку все ее внимание, за исключением взгляда, ушло на стул слева, куда усаживался Захарий. Она не смела отвернуться от лоцмана, поскольку уже не раз получала реприманд от миссис Бернэм за нарушение приличий внеочередной беседой с левым соседом.

Мистер Дафти все еще выражал громогласные восторги, но тут отперхался мистер Бернэм, готовясь произнести молитву:

— Возблагодарим Господа нашего…

Подражая остальным, Полетт сцепила пальцы и прикрыла глаза, однако, не удержавшись, украдкой посмотрела на соседа и тотчас смутилась, ибо встретила взгляд Захария, тоже косившегося на нее из-под сомкнутых рук. Оба вспыхнули и поспешно отвели взгляды, успев откликнуться на звучное «аминь» мистера Бернэма.

Мистер Дафти уже зацепил вилкой овсянку.

— Отведайте, мисс Ламбер, — прошептал он, сбрасывая птичку на тарелку Полетт. — Поверьте старому гурману: начинать следует с овсянок.

— Благодарю, — пролепетала Полетт, но внимание лоцмана уже приковало жаркое. Занятость старшего сотрапезника позволила обратиться к Захарию.