– А что, если?.. – слишком громко воскликнула я, но затем вскочила с места и подошла к официанту. – Простите, я бы не могла оставить свои чемоданы у вас до закрытия?

Заплатив чисто символическую сумму, получила надежную ячейку хранения и побежала к метро. Меня душили предчувствия, и я срочно должна была посмотреть в глаза отцу…

Что, если мое постыдное увольнение из профкома, облом с общежитием, слова Кости и ситуация с курсовой – не случайности?.. Вдруг Морган решил проблему не только с другом, но и со всем остальным, таким образом указывая на мою полную ничтожность перед реалиями жизни???

Только вот ехать почему-то хотелось не к Полу, а к отцу. Он продал меня этому мужчине. Он уверял, что я не могу разглядеть его добрую душу. Он постоянно указывал, как жить… И что теперь? Где я теперь его стараниями?

Время было позднее, и большая часть работников офиса покинула здание. Тем не менее охранник на входе попустил меня без лишних вопросом по пропуску, сообщив, что Дмитрий Валевски еще не покидал кабинет. Почему-то я даже не сомневалась, что, отхватив в невесты писаную красавицу, он все еще влюблен в свою единственную и неповторимую… работу!

Я шла по пустому коридору в полутьме и репетировала речь, в которой должна была призвать к совести мужчины и разбудить его отцовский инстинкт. Но когда эхо по коридору разнесло чьи-то странные всхлипы, забыла все и рванула на звук. И это оказался кабинет отца…

Папа лежал на полу, держась за горло и, кажется, задыхался в приступе астмы. Мне было неизвестно о такой проблеме отца, так что я сразу набрала скорую, упав перед ним на колени и развязав галстук.

Папа увидел меня и тут же указал взглядом на разбитый стакан, осколки которого валялись на полу. Жидкость давно впиталась в ковер, но до сих пор не высохла.

– Яд… – сквозь пену во рту прошептал он, когда я в третий раз висела на удержании в службе спасения. – Малыш, прости…

Мне хотелось что-то сделать: искусственное дыхание, реанимацию, может быть, даже дать какие-то таблетки. Но все, что приходило в голову: кричать. Это точно ему не навредит, но наверняка поможет позвать хоть кого-то… Как оказалось спустя минуту, этаж совершенно пуст!

– Не смей прощаться… Сейчас, пап! Продержись еще минуту. Я спущусь за охраной, и мы отвезем тебя в больницу. Может быть, там кто-то ответит на мой вызов?! – пообещала ему, хотя лицо мужчины уже покрылось синевой.

Еще никогда в жизни я так быстро не бежала, не став делать ставку на медленный лифт. Охранник даже подпрыгнул он неожиданности, когда я упала ему на стойку и начала судорожно объяснять о болезни отца.

Тот, словно специально, заставлял объяснять все по десять раз и отказывался вставать с места, не давая в руки свой стационарный телефон. Дескать, как оставить целый офис без охраны и доверить государственное имущество какой-то сумасшедшей? Только почему-то сам активно отказывался делать вызов в скорую, чем заслужил мои умалишенные рыки.

– Я скажу отцу к чертям вас уволить без выходного пособия, ясно?! Быстро поднимайтесь и пойдемте со мной, раз в двадцать первом веке вы не заработали на своей телефон, а "со стационарного звонки возможны лишь по офису"! – закричала я на мужчину, снова застав того врасплох. Он даже подпрыгнул от приказных ноток, только вот это вряд ли могло быстрее помочь папе. Мужчина явно что-то темнил, заговаривал зубы и постоянно придумывал новую ложь.

Мне пришлось схватить странного охранника за руку и тащить в кабинет силком, ведь других людей на пути не встречалось и времени их искать совершенно не было. С горем пополам в тот момент, когда ответила скорая, мы вошли в кабинет отца.

Он лежал на полу с закрытыми глазами, а изо рта шла пена. Мое тело оцепенело, мозги, как и весь внешний мир, внезапно отключились. Я боялась думать, догадываться и прогнозировать. Хотелось сохраниться на этом моменте и выйти из игры, чтобы не знать страшного исхода.

Охранник, в отличие от меня, робостью не страдал и спокойно подошел к мужчине, померив пульс:

– Умер, гражданочка, – затем его взгляд прошелся по кабинету: закуска на столе, недопитая бутылка виски и разбитый стакан с ним. – Подавился он. Пить меньше надо, тьфу. Пойду-ка я катафалку вызову. Хорошо хоть раньше времени скорую не потревожили…

Нет. Нет, нет и еще раз нет… Охранник не мог делать такие выводы, он не врач. Я сама бросилась к отцу, упала на колени и сжала его руку там, где должен был быть пульс. Ничего… Вообще, мать его, ничего! Но, возможно, проблема лишь в том, что мой собственный зашкаливающий пульс и трясущиеся руки не дают найти правильную точку?

Потянувшись к шее, я нащупала место, как учили в школе, и снова тишина. Так странно, теплое тело отца находилось прямо передо мной. Такой же, как и всегда, серьезный мужчина, дорого одетый и ухоженный. Оставалось лишь только открыть глаза, чтобы вернуться. Только. Открыть. Глаза.

– Папа… – не понимая, что делаю, я достала салфетку и вытерла ею белую пену. – Папочка, прошу, открой глаза. Я обещаю делать все, что ты скажешь! Обещаю… Я уже все поняла… Но это все… Чертовски плохая шутка!

Отерев его губы, осторожно провела рукой по щеке. Теплая. Значит, все хорошо, да?

Поздно спохватилась, что в руке до сих пор телефон, где девушка не теряет надежды достучаться до меня. Я поднесла его к уху, не зная, что должна сказать. Все мысли покинули голову. Сознание словно обнулилось… Но кто-то помог, просто забрав мой мобильник прямо из рук.

– Мало того, что вы никак не помогли, так еще и смеете… – обернувшись, ожидала увидеть охранника, но вместо него наткнулась на Моргана.

Он смотрел на меня как-то странно. Наверное, так смотрят на детей, которым нужно сказать о коте, который не отправился в путешествие, а закопан за гаражами.

– Он мертв, Настя. Абсолютно точно мертв, – уверенно сказал Пол, но некая мягкость разбавила всегда такой серьезный тембр.

Это было безумие – осознать что-то настолько пугающее. Я посмотрела на папу ошарашенными глазами и впервые заметила синие губы. Они были слегка приоткрыты, словно человек совсем не владел своим телом. А пальцы… разжаты совсем неестественно.

Словно магнит, случайно соприкоснувшийся неверной стороной своей половинкой, отскочила от отца, медленно отползая. С трудом поднявшись на ноги, стала идти назад, пока не уперлась в стену… Теплую стену, у которой были руки, способные обнимать.

Я повернулась к Моргану, как единственному источнику жизни в этой комнате, и, крепко обхватив руками талию, уткнулась в грудь. Слезы текли из глаз, не давая прийти в себя, а тело содрогалось от каждого прикосновения мужчины к спине. Краем сознания подметила: вместо повязок на нем теперь какие-то плотные перчатки.

– Этого не может быть… Нет, только не папа… Только не он… – совсем неразборчиво шептала, не до конца давая отчет происходящему. – Я ведь теперь совсем одна… Совсем никого не осталось… Одна.

– Нет, ты не одна и никогда не будешь! – слишком резко ответил Морган, и давно знакомые нотки диктатора в его голосе разбудили сознание, а главное – здравый смысл.